Следующим делом, которое тоже должен был исполнить боярин князь Василий Васильевич Голицын, стало сведение с престола патриарха Иова. Канонические правила не позволяли светской власти вмешиваться в дела церкви, чей первоиерарх пожизненно занимает патриарший престол. Иначе было в православной России. Первому избранному на патриарший престол патриарху Иову пришлось покидать место своего служения в Москве. Слишком велики были его заслуги в деле избрания на царство Бориса Годунова, слишком близким к нему человеком он был и слишком активно помогал разоблачать появившегося ниоткуда «царевича». Простить этого самозванец не мог. Лжедмитрию I еще только предстояло взойти на престол и пройти обряд венчания на царство. Думая об этом, как и о многом другом — о будущей свадьбе с Мариной Мнишек, роли католической церкви в Московском государстве, он не мог рисковать тем, чтобы все его завоевания разбились об авторитет патриарха Иова и его обличительные слова, сказанные с амвона Успенского собора в Кремле.
По описанию «Нового летописца», с патриарха были сняты святительские одежды, но он и сам не сопротивлялся, покорно отдав себя в руки тех, кто исполнял волю царя Дмитрия. Патриарх Иов «вернул» свою панагию иконе Владимирской Богоматери, долго молился перед ней и «плакася на мног час». В обычной чернецкой одежде, усадив на телегу, патриарха увезли в ссылку в Старицу, откуда начиналось его церковное служение.
«Добровольный» уход патриарха был обставлен так, что Иов удаляется в старицкий Успенский монастырь «на обещание»186. В годы опричнины он служил там игуменом и должен был прекрасно знать судьбу опального митрополита Филиппа Колычева, казненного опричниками Ивана Грозного в Твери…
После всех этих событий другого выбора, как только служить царю Дмитрию, ни у кого не оставалось. 11 июня датируется рассылка окружного послания о приведении к кресту жителей всех городов во имя «прирожения» сына Ивана Грозного. Крестоцеловальная запись повторяет в своих деталях предшествующие присяги, поменялось лишь имя новых правителей — царицы-инокини Марфы Федоровны (она, наверное, еще и не знала об этом) и царя Дмитрия Ивановича. О прежних царях еще говорилось как о живых: «…и с изменники их, с Федкою Борисовым сыном Годуновым, и с его матерью, и с их родством, и с советники, не ссылатися писмом и никакими мерами»187. Возможно, что Дмитрий к моменту составления документа еще не успел получить известия о том, что его соперников уже не было на свете, а может быть, ему тоже нужно было сохранить на будущее уверенность, что царь Федор Борисович Годунов никогда не «воскреснет», подобно царевичу Дмитрию.
Царь Дмитрий Иванович оставался в Туле, где началось его признание Боярской думой. Из Тулы в Серпухов был отправлен с войском Петр Басманов и другие воеводы188. В Тулу ездили целые боярские депутации, из Москвы в резиденцию царя Дмитрия отсылались богато украшенные экипажи и самые красивые лошади, на которых триумфатору предстояло въехать в столицу. Но пока в Туле продумывали детали церемониала, враги самозваного Дмитрия тоже не теряли даром времени и приготовили ему свою встречу.
Итак, получив все возможные подтверждения признания своего царского статуса, Дмитрий Иванович двинулся из Тулы к Серпухову и подошел к Москве 20 июня 1605 года. Всего пять месяцев прошло от времени его разгрома под Добрыничами — и какая разительная перемена! Народ встречал нового царя и провожал его в Кремль. Со стороны все видится как трудно поддающийся описанию сплошной триумф. Однако у этого триумфа была и оборотная сторона, на которую с самого начала пришлось обратить внимание тому, кто назвался именем Дмитрия. Сохранилось свидетельство одного польского источника, передававшего слухи из Москвы в июле 1605 года. Оказывается, встреча в Москве не была такой теплой ни для самого Дмитрия, ни для сопровождавших его поляков и литовцев. Годуновым приписывали многие действия: порох, подложенный под проездные ворота и даже в самые царские покои, где должен был жить Дмитрий, а также отравленное питье. Многие из свиты царя Дмитрия, желая, по славянскому обычаю, отметить успех своего предприятия, «выпивку и смерть мешали», заходя в кабаки. «Принципалом» этой измены называли «брата Годунова»189, видимо хорошо известного Семена Никитича, с которым действительно расправились, отослав его на казнь в Переславль-Залесский. То же сообщается в немецкой «Современной записке о первом самозванце»: по словам ее автора, до коронования Дмитрий не предпринимал никаких действий на этот счет, но после венчания на царство приказал схватить Семена Годунова и 170 его слуг и единомышленников, обезглавить их, а недвижимое имущество и вещи отдать народу190. Другие обвиняли князей Шуйских, которые «начали смущать граждан, говоря, что это не истинный царь, но польский королевич, он де хочет нашу веру уничтожить, а установить люторскую». Настроение жолнеров, судя по процитированному письму Яна Вислоуха из Москвы 24 июля 1605 года, быстро изменится, и они уже не будут доверять никому в Москве: «Они также злоумышляли против безопасности нашей, желая погубить всех нас»191.