— Как нам известно, есть государи, какие не желают, чтобы Речь Посполитая вмешивалась во внутренние дела Московии. Не вызовет ли это осложнений?
— Ваше величество, Рим отзывается о нашей политике относительно Москвы благожелательно. Если даже сейм будет против похода на Московию, мы шляхтичей неволить не станем.
— Если так, я не возражаю, вельможный пан Лей. — Сигизмунд остановился. — Как мыслит канцлер о царице Марине и вельможных панах, какие сосланы Шуйским в Ярославль?
— Мы потребуем, ваше величество, чтобы Дмитрий освободил их. А какие пожелают в службу к Дмитрию, то их воля. Царицу Марину Дмитрий должен признать женой. И еще вернуть Речи Посполитой Смоленск с землями.
— Да, да, канцлер Лев, только на таких условиях мы поддержим этого Дмитрия.
1607 год. Августа начало. Появился в Стародубе-Северском Матвей Веревкин и, объявив себя царем Дмитрием, начал собирать войско для похода на Москву.
Путивль, Чернигов, Новгород-Северский, а за ними и другие города Северской Украины присягали царю Дмитрию и посылали к нему своих воинов.
На Ивана Постного, когда лето встречало осень, с южного рубежа российской земли докатилась до Тулы весть о появлении в Северской Украине царя Дмитрия, что тот-де еще вознамерился идти на выручку Болотникова.
Слух о царе Дмитрии просочился в город, вызвал радость и надежду у осажденных. Воспряли болотниковцы духом.
Послал Василий Шуйский воевод Литвинова-Масальского и Третьяка-Сентова к Брянску с наказом перекрыть Лжедмитрию дорогу, очистить Украину от шаек самозванца.
Едва проводили воевод, явился Голицын. Встретив у царского шатра Ивана Шуйского, кинулся к нему.
— Князь Иван, Урусов, собака неверная, с курвами и тьмой татар ночью в Крым к хану Казы-Гирею подался!
В ярости Василий отрядил вдогон воеводу Романова с конными стрельцами, но князь Урусов оторвался от погони легко — татарские лошади выносливые, к дальним переходам привычные.
Попусту прогонял Иван Никитич Романов полки, ни с чем вернулся.
По утрам король принимал ванну. Молчаливые пажи держали одежды. В ванне, отделанной оловом, до краев наполненной подогретой водой, тело казалось невесомым. Блаженно прикрыв глаза, Сигизмунд витал в мыслях. Добже задумано с новым царьком для московитян. Самозванец еще из Стародуба не выступил, а в Речи Посполитой уже затих мятеж Зебжидовского. Часть мятежников потянулась в Московию за добычей, иные со своими гайдуками по имениям разъехались.
Из Рима возвратился посланец папы нунций Рангони. Папа пишет, чтобы царь Дмитрий вере латинской преданность выказал и к Унии россиян призвал… На сейме паны вельможные требовали созвать посполитово рушение на Москву, а канцлер им в ответ: «Кто желает, панове, лезть под пушки московитов?»
Сапега не попусту носит седую голову на плечах, пан Лев знает свое дело. Сношение Речи Посполитой с Крымом не прошло даром. Весной хан велит седлать коней и пустит орду в набег на Московию.
Король уверен, наступит день, когда московские бояре поклонятся ему.
В Ярославль через князя Адама Вишневецкого переслана тайная инструкция. Велено панам своего отношения к объявившемуся царю Дмитрию не выказывать до поры, пока их не повезут в Речь Посполитую. А Марине Мнишек, тогда же признав в Дмитрии чудом спасшегося мужа, отъехать к нему в лагерь.
Сигизмунд знает, кто есть человек, назвавшийся русским царем. Король признает его, если тот исполнит требования Речи Посполитой: отдаст Смоленск и земли, на какие укажет он, Сигизмунд, выплатит злотые в королевскую казну и приведет московитов к Унии. Новоявленный Дмитрий обещал канцлеру исполнить требования, как только возьмет Москву.
Сигизмунд покинул ванную. Пажи до красноты растерли тело, одели. Кармазинный кафтан плотно облег тело. После купания забывались годы. По покоям шел легко, бросая быстрый взгляд на стенные росписи. Что ни картина, то битва. Комнаты золотом и серебром отделаны. Столы белого мрамора, стулья красной парчой обтянуты, сундуки и ларцы инкрустированы, отделаны дорогими каменьями-самоцветами.
У портрета сына чуть задержался. Владислав в пору мужества. На нем боевой шлем, поверх брони наброшен красный плащ, рука лежит на сабле.
Сын похож на отца и напоминает Сигизмунду его молодость. Молодость, молодость… В те годы играла бурная кровь и сердце откликалось на первый взгляд любой красавицы, а на шумные драки смотрел как на забаву.
Состоявший при самозванном московском царе в советниках пан Меховецкий уведомил канцлера Льва, к Лжедмитрию ведет четыре тысячи шляхтичей Роман Ружинский. Прокутившийся князь разбоем промышлял. Со своими головорезами-гайдуками имения вельможных панов грабил. Паны суда над паном Романом требовали. Вздорный и скандальный человек пан Ружинский…
А из Литвы племянник канцлера Льва староста усвятский Ян-Петр Сапега двинул свою хоругвь в Московию. Готовятся в подмогу Дмитрию князь Адам Вишневецкий и гетман Лисовский. Знатное войско собирается в Стародубе. Как оружием загремят, так чернь и взбунтуется. Холопы, одно слово — холопы, что в Московии, что в Речи Посполитой, — смутьяны.
Когда восставали холопы, полыхали панские имения и проливалась кровь шляхты. На окраинных землях Речи Посполитой холопы смотрят на мужиков Московии…
Сигизмунд покрутил стрелки усов.
Волчий оскал у холопа, того и гляди, горло перережет. Проклятие…
У ясновельможного воеводы познанского холопы стражу побили, а самого перед воротами замка на кол посадили. А уж как удал был пан воевода!..
За королем тенью двигался паж. Через плечо Сигизмунд бросил:
— Коня!
Надев шитый золотой нитью кунтуш и легкую шапку с пером, король вышел на крыльцо. Вдохнул чистый хмельной воздух. Проворный шляхтич придержал стремя. Конь взял в рысь. Сотня верных телохранителей тронулась вслед.
На хорах гремела музыка. В ярко освещенной тысячами свечей зале танцевали юные паненки и кавалеры, не отставали от них усатые паны и пышные пани. Король в синем камзоле, сухой, тонконогий, водил молодую красавицу Ядвигу, жену князя Адама Вишневецкого.
— Ах, пани Ядвига, если ангелы сходят с небес, то вы из них.
Томная княгиня улыбнулась кокетливо:
— Вы шутите, ваше величество.
— Как перед богом, прелестная пани.
Сигизмунд расточает любезности, а цепкие глаза все видят в зале. Вон разговаривают старый Радзивилл и Вишневецкий. Почему они уединились, о чем беседуют? Князь Адам брюхат и лыс. У такого безобразного князя такая очаровательная жена!
Прижавшись к колонне, застыл нунций Рангони с лицом отрешенным, потупил взор. Хитрый лис. Сигизмунду известно, нунций — шпион папы при короле. Обо всем, что случается в Речи Посполитой, Рангони доносит в Рим.
Музыка смолкла. Пани Ядвига присела в реверансе. Король галантно склонился.
— Премного благодарен, прелестная пани. — Сигизмунд подвел Ядвигу к Вишневецкому. — Благодарю вас, пани Ядвига. Пан Адам, у вас очаровательная жена. Я вижу, вы с князем Радзивиллом не скучаете.
— У нас, ваше величество, речь о несчастном сандомирском воеводе, — сказал Вишневецкий.
— Но, князь Адам, не такой уж несчастный воевода Юрий Мнишек. Он успел побывать тестем царя Московии. И кто ведает, чем обернется его судьба в скором будущем.
— Одному богу известно, ваше величество, — прошамкал Радзивилл, — да королю нашему…
От Вишневецкого и Радзивилла Сигизмунд направился к Рангони. При виде короля тот встрепенулся, отвесил поклон.
— Какие мысли скрывает святой отец?
— Творю молитву Всевышнему, ваше величество.
— Разве, ваше преподобие, вас не волнует мирская жизнь? — насмешливо заметил король.
— Нет, ваше величество, мой обет — служить Всевышнему.
— И папе, — усмехнулся Сигизмунд.
— Папа — наместник Бога на земле, — строго сказал Рангони. — Намерен ли король слать посольство к московскому царю?
Сигизмунд нахмурился.