«А сон-то оказался в руку, — немного придя в себя, подумала она, но отчего-то при мысли о сне ей вспомнился не Ник, а Тьен. — Тогда на выпускном, он смотрел на меня точно также. И что? С глаз долой, из сердца вон, как говорит Ладожский. Теперь вот Ник с обещанием вечной любви, что страшно уже само по себе… Палевская, соберись! Кажется, он не в духе и сильно».
Почувствовав, что над её головой собираются грозовые тучи, девушка попыталась сосредоточиться на танце, но сколько она ни старалась, прежняя согласованность движений ушла и больше не хотела возвращаться.
— Хватит! Давай прекратим это посмешище, — взмолилась она, но Ник продолжал кружить её по танцполу.
— Посмешище? — переспросил он таким тоном, что у Мари пробежал холодок по спине.
— Ник! Вот только не нужно меня ненавидеть.
— Танцуй, алин, не смей останавливаться! И помни, священный танец Весны не терпит фальши. Вот и расскажи его посредством, насколько глубоки твои чувства, или я, клянусь Священным Ягуаром, сверну тебе шею.
— Можешь мне не верить, но я люблю тебя. Вспомни венец любви! Разве он появился бы, будь это не так?
— Значит, боги солгали, — последовал бесстрастный ответ.
— Нет! — Мари порывисто прильнула к Нику, но поняла, что обнимает статую командора[2]. «Господи, какой кошмар! Нужно срочно что-то делать, пока вечная любовь не перетекла в вечную ненависть», — пронеслось в её мыслях.
— Стой! — она подняла голову, глядя ему в глаза. — Если хочешь знать глубину моей любви, позволь мне выразить её по-своему.
Ник не ответил, но всё же остановился и даже шагнул назад, ожидая, что она предпримет.
«Слава богу!» — обрадовалась Мари, не ожидавшая, что ей так быстро удастся его уговорить. Но радость продлилась недолго. Из всех возможных способов примирения, что были ей подвластны, для самого надежного была не самая подходящая обстановка. «Эх, будь мы дома, всё было бы значительно проще… Merde! Что же делать? — в растерянности Мари посмотрела на Ника, но тот проигнорировал её взгляд, просящий о помощи. — Понятно. Сама напортачила, сама выкручивайся. Вот дура! — расстроилась она. — Ведь знала, что это непростой танец. Нужно было отказаться, если не уверена в своих чувствах… Но это же не так! Тогда какого чёрта я запаниковала? А теперь он воспримет мой испуг как оскорбление и чем это закончится одному богу известно».
На кону стояло слишком многое, и взволнованная девушка судорожно сглотнула. Угроза была серьёзной — Ник слов на ветер не бросал, тем более под клятвой. «Делать нечего, придётся в танце объясняться в любви, да так, чтобы он поверил, — собираясь с духом, она прикрыла глаза. — Ну давай, Палевская, не подведи! Ник ждёт. Если уж он переступил через свою чёртову гордость и смог открыть сердце, то и ты будь добра заплатить ему той же монетой. В конце концов, не так уж много от тебя требуется, просто будь честной с ним, и сама с собой».
Нужный настрой был пойман и Мари, открыв глаза, улыбнулась — призывно и нежно, хотя Ник по-прежнему являл собой статую командора. Не смутившись ледяным выражением его лица, она спустилась в зал и, пройдя между столиков, позаимствовала красную розу из букета новобрачной. Счастье молодожёнов было столь полным, что его не омрачала даже гнетущая атмосфера, воцарившаяся в ресторане.
По возвращении на танцпол, девушка повернулась к оркестру, который по-прежнему играл эрейское танго, и подняла руку. «Хватит, господа! Пожалуйста, «Вечную любовь»,[3]— попросила она.
Как только зазвучала увертюра бессмертной мелодии, она подошла к Нику и, опустившись на одно колено, протянула ему розу. Несмотря на мольбу, написанную на её лице, он отверг её подношение и она, опечаленная его отказом, опустила голову, а затем медленно поднялась и закружилась в сольном танце, который был само раскаяние и любовь.
Мари была столь беззащитна в своей открытости, что сердце Ника всё же дрогнуло и, когда она снова упала к его ногам, моля о прощении, он рывком поднял её и прижал к себе, но затем опомнился и с подкруткой оттолкнул от себя. Центробежная сила унесла её к краю танцпола, но она вернулась, и на этот раз он сдался. Вновь зазвучало эрейское танго и те, кто остался в ресторане, и те, что находились поблизости, испытали столь мощный прилив любви и всепрощения, что даже киллер, охотящийся за порученным ему клиентом, решил не омрачать столь чудесный вечер богопротивным делом и отложил убийство на потом.
Впоследствии выяснилось, что шустрый подросток снял Ника и Мари на телефон, и видео с их танцевальными разборками взорвало интернет. Правда, вампирская СБ успела принять меры, и вирусная программа стёрла его до того, как об этом узнал Ник — к великому облегчению Штейна, подозревающему, что вмешательство Старейшего, не склонного к компромиссам, особенно по части людей, могло закончиться глобальным обрушением Всемирной паутины. Тем не менее деятели от моды, киноиндустрии, художники и даже криминальные авторитеты ещё долго искали юношу и девушку, поразивших своей красотой и артистичностью всех, кому довелось их увидеть. Заинтересовалась ими и публика посерьёзней, особенно Мари.
Не подозревающие о произведённом фуроре Ник и Мари, не спеша шли по вечернему Парижу.
— Ну, как тебе мой танец? — спросила девушка, не утерпев.
— Терпимо, — отозвался Ник.
— Вот что ты за человек? Нет, чтобы похвалить меня за все мои мучения! — возмутилась Мари. — Может, я люблю не так, как хотелось бы тебе, но я вывернула себя наизнанку, чтобы ты больше не сомневался во мне.
— Я и так не сомневался.
— Так ты испытывал меня?.. Чего молчишь?
Ник усмехнулся.
— Разве молчания недостаточно?
— Убить тебя мало за все твои штучки! — в сердцах воскликнула девушка.
— Хочешь, убей, — остановившись, Ник поцеловал её, и она ответила ему также страстно и нежно.
Пробуждённая танцем любовь, как выдержанное шампанское, пела и играла в их крови. Наряду с сексуальным напряжением она будила в них странные чувства — прежде их не знали ни он, ни она. В отличие от той первой любви, по-детски простой и понятной, эта любовь не сулила им ни простоты, ни понимания. Изменчивая и непредсказуемая, как сама судьба, она могла обернуться чем угодно. Стоило сделать неверный шаг, и она могла рассыпаться, как карточный домик, и оба понимали это.
«Что же нас ждёт?» — подумал Ник, вглядываясь в тёмные глаза Мари с мерцающими фиолетовыми искрами, похожими на звёзды. «Ты же знаешь, я не люблю загадывать наперёд. Так что поживём-увидим», — отозвалась девушка и, к его досаде, опустила ресницы. «Вот в этом вся ты! Вроде бы вся из себя такая открытая, а стоит приблизиться и ты сразу же уходишь в глухую оборону», — укорил её Ник. «Уж кто бы говорил!» — улыбнулась она и вместе с ней вселенная, что пряталась в её глазах.
***
Следующий день начался как обычно — Ник исчез ещё до того, как Мари проснулась.
— Где ты шлялся в такую рань? — сонно вопросила она, ощутив его присутствие. — Я уж думала, что ты снова умчался по своим делам.
— Развлекался, — ответил Ник и его глаза заискрились смехом, когда девушка тут же села и с подозрением посмотрела на него.
Лётная амуниция её успокоила.
— Понятно. Опять был у месье Дюпона, — она потянулась и сладко зевнула. — Вот чего ты привязался к дурацкому аэроплану? Впрочем, можешь не объяснять, и так понятно, что тебе нравится ветер в лицо и ощущение свободного полёта. И всё же, не дай бог он развалится прямо в воздухе. Просила же не глупить и взять современный парашют. Ведь костей не соберёшь, если древний зонтик, заменяющий его, возьмёт и не раскроется.
— Хватит читать мне нотации, — Ник стащил краги с рук и, бросив их на пол, бесцеремонно вытащил её из кровати. — Давай, собирайся. В такую чудесную погоду грех сидеть дома.
— А завтрак?
— Перекусим где-нибудь в городе.
— Ладно, жди, я сейчас.
Когда девушка вернулась, одетая в свободный серый свитер толстой вязки, драные голубые джинсы и жуткие ботинки армейского фасона, Ник вздохнул, но промолчал, не желая портить хорошее настроение, но взял себе на заметку, что нужно пополнить её гардероб, чтобы не краснеть за неё там, где требуется определённый дресс-код.