— Мы встречались? — спросила я для очистки совести.
— Не узнаёшь? Я же Мирон, — он остро глянул на меня. — Помнишь гнездо Владислава?
«Мирон из гнезда Владислава?» — в памяти что-то шевельнулось, причём что-то очень нехорошее. Я поднапряглась, ища хоть какую-то зацепку. Может, он из моих обидчиков? Тогда непонятно, чего он сияет так, будто я ему земля обетованная. Нет, здесь что-то другое, но что? Что-то крутится на периферии сознания, но… Ладно, посмотрим, что скажет внутренняя полиция. Я присмотрелась к парню. Нет, его вид не вызывает у меня неприязни.
— Похоже, ты слегка поехал по фазе и принимаешь меня за другую, — ответила я.
— Да? — Мирон, или кто он там, часто заморгал, как это делают, прогоняя пелену перед глазами, и посмотрел на меня. — И правда сбрендил! Извини, перепутал тебя с другой девчонкой.
— Неужели? — усмехнулась я. — И её тоже зовут Мари?
— Нет, — парень вздохнул. — Я один из тех, кто участвовал в твоём похищении, и поскольку Старейший основательно порылся в моей башке, выдирая из неё чипы, не мудрено, что в мозгах всё перемешалось.
— Понятно, — я посмотрела на эту жертву Бухенвальда и на меня снова накатил приступ жалости. Merde! Неужели Ник морит его голодом?
— Есть хочешь? — спросила я.
— Хочу! — с готовностью ответил Мирон и завозился на полу, пытаясь подняться.
— Сейчас я что-нибудь принесу…
— Не нужно! — перебил он меня и виновато улыбнулся. — Не хочу здесь оставаться. Если ты поможешь, я дойду до вашего пункта кормёжки.
Я заколебалась. Человеколюбие могло мне дорого обойтись. Впрочем, семь бед один ответ. И мы пустились в путь — доходяга и его поводырь. Мы дошли бы гораздо быстрей, если бы этот осёл не упрямился и позволил его донести. А так не прошло и часа как мы доползли до столовой, и я усадила Мирона за стол. Прежде чем дать ему еду, я заставила его выпить моей крови — иначе эта трапеза могла стать последней в его жизни.
Парень оживал буквально на глазах. К десерту он уже довольно бодро передвигался на своих двоих и даже помог мне донести поднос со сладкой всячиной, которую он основательно подчистил по пути к столу. Когда он наконец более или менее утолил голод, в нём проснулся интерес к окружающему, и он с заинтересованным видом завертел головой, разглядывая окружающую обстановку.
— Так вот где окопался Старейший, — произнёс он и добавил с глубокомысленным видом: — Так и знал, что он инопланетянин.
— Ты ошибаешься, он землянин.
Недоверие, отразившееся на лице Мирона, было вполне понятно. На его месте я бы думала то же самое.
— Просто он из цивилизации, которая существовала двести пятьдесят миллионов лет назад, — пояснила я.
— Шутишь? — изумлённо воскликнул Мирон.
— Какие уж тут шутки. Так что в какой-то мере Ник всё же инопланетянин, — я пригубила чашку с кофе. — Скажи, за что он морил тебя голодом?
Не спеша отвечать парень допил апельсиновый сок и, поставив стакан, некоторое время крутил его в руках.
— Хотел соврать, но не буду. Старейший не морил меня голодом, я сам отказывался от еды. И если я до сих пор не умер, это его заслуга. Он кормил меня внутривенно.
— Что ему нужно от тебя?
Мирон налил себе ещё одну порцию сока.
— Не имею понятия. Я уже выдал ему всё, что знал о сепаратистах и… своих изобретениях, но он по-прежнему держит меня в живых, хотя я был уверен, что он прикончит меня, как только выкачает всю полезную информацию.
Конечно, я заметила его заминку и мне показалось, что это как-то связано с гнездом Владислава. Данное словосочетание всё больше беспокоило меня, да и Мирон держался так, будто мы знакомы. Чует моё сердце, это неспроста. Чем дольше я смотрю на него, тем больше кажется, что мы действительно знакомы. При общении с совершенно незнакомым человеком возникает чувство некоторой первоначальной неловкости, а с ним этого нет. И ещё одно, парень сам признался, что участвовал в моём похищении, а у меня нет настороженности в его отношении. Более того мне кажется, что он — друг, что уже ни в какие ворота не лезет.
— Какова твоя роль в моём похищении? Я не видела тебя среди остальных, — спросила я, не спуская глаз со странного сепаратиста. Он говорил о своих подельниках так, как говорят о посторонних людях.
— Я руководил операцией, — заявил Мирон, причём без малейших угрызений совести на физиономии.
Вот гад, чуть не угробил меня, а теперь сидит себе и спокойно ест у меня за столом. Я выхватила у него стакан.
— Всё! Вали в свою клетку, меня уже тошнит от твоего запаха.
Мирон умудрился покраснеть и с непонимающим видом захлопал глазами.
— Мари, я чем-то обидел тебя?
Он ещё спрашивает!
— А то! Твои придурки проломили мне череп и это чудо, что я осталась жива.
— Прости! — воскликнул белобрысый дурень, чуть не плача. — Поверь, я бы никогда не причинил тебе вреда! Если бы я знал, что Лукас войдёт в группу захвата, я бы эту сволочь загодя убил!
Лукас? Знакомое имечко. В мозгах снова что-то забрезжило, кажется, ещё немного и я вспомню… Но нет, гадостный привкус остался, а ясности не прибавилось.
Зато с Мироном всё ясно. Этот дурак по уши влюблён в меня и это не любовь на расстоянии. Изображение может понравиться, но любят конкретного человека. Значит, мы всё же встречались. Тогда вопрос, почему я не помню его?
— Чего ты хотел добиться моим похищением? Переговоров с моим отцом?
— Нет! Зачем мне это? Я хотел освободить тебя из лап Старейшего! Мари, он же сумасшедший. Беги от него пока не поздно!
Тоже мне, спасатель нашёлся! Сначала спаси себя сам, затем советуй. Борясь с усиливающейся головной болью, я глотнула кофе.
— Уже поздно.
— Вот именно, — подтвердил Ник, вошедший в столовую.
Он направился к автоповару и налил в стакан какой-то эрейской дряни. Всё же нужно будет набраться терпения и выучить названия блюд и напитков. Чёрт бы побрал вкусовые изыски давно почившей цивилизации. Нет, чтобы вместе с ней кануть в Лету… Боже! Как болит голова, аж искры из глаз.
— Вы тут побеседуйте за жизнь, а я пойду…
— Алин! — предупреждающе сказал Ник.
Пропади он пропадом! Нашёл, когда строить меня. Я же вот-вот в обморок грохнусь… Ладно, проще попросить прощения, чем препираться с ним, да и ещё с риском заработать критой по спине. Я привычно опустилась на колени и только тут вспомнила, что мы не одни.
***
Думаю, мне никогда не забыть потрясение Мирона, даже на смертном одре. На его лице были написаны такая боль и отчаяние, что мне самой поплохело. Господи! Неужели я выгляжу настолько жалкой в его глазах? Видимо, да — судя по тому, что он набросился на Ника, норовя вцепиться ему в горло.
Когда доходяга-вампир без чувств распростёрся на полу, я встала с колен и подошла к нему. Я не хотела ни о чём думать. Просто стояла и смотрела на того, кто знал меня, но кого не знала я. Пока не знала. Но однажды я узнаю, и это будет катастрофа, я в этом уверена.
— Он жив? — наконец спросила я.
Ник не ответил, и я направилась к выходу из столовой.
— Лучше бы он был жив, — сказала я, прежде чем выйти.
Что думает Ник по этому поводу, я не узнала. Не проявила тонкость натуры и не дала ему возможность объясниться. Что тут поделаешь? Такая уж хамка я уродилась. Бессердечная тварь и подлая сука, как кто-то сказал про меня. Правда, не помню кто и по какому поводу, но это не исключает правдивости самого высказывания.
Тянущая пустота в сердце и пульсирующий гул в больной голове были невыносимы. И ещё страх — непонятно чем вызванный он сводил меня с ума. Я была готова на всё, чтобы избавиться от него.
Не помню, как я оказалась за пределами дворца, а затем на краю глубокого ущелья.
Не отдавая себе отчёт, я раскинула руки и шагнула в бездну. Это не было намеренным самоубийством или импульсивным действием, вызванным обидой, я всего лишь хотела избавиться от гложущего меня страха — страха всё вспомнить. Внутреннее чувство говорило, что там, в прошлом, прячется настолько мерзкое чудовище, что проще умереть, чем примириться с его существованием. Стоит ему выползти наружу и оно испачкает мне душу и отравит сердце.