— Ой, простите! Я думала она у себя в комнате! Супруг мой расшумелся, вот я и не заметила, что её нет дома. Спасибо, что Вы привели её обратно. В последнее время она часто стала убегать, — смущенной скороговоркой выпалила женщина.
— Сидите-сидите! Не беспокойтесь, я сам уложу девочку. Её комната справа? — мягко произнес неожиданный гость и бесшумной поступью двинулся в указанном направлении, Тамара Васильевна с изумлением смотрела, как он идет по кухне. «Шагает, как кошка. Скорее, как огромный белый тигр в человеческом обличье и, пожалуй, так же опасен… и красив», — неожиданно подумалось ей, и она улыбнулась своей ассоциации, но тут же болезненно сморщилась и пальцами слегка прикоснулась к разбитой губе — её всю разнесло. У Тамары Васильевны выступили слёзы на глазах. «Господи, на кого я сейчас похожа! Выгляжу как самая настоящая уродина! Боже мой! Стыдно-то как!» Штейн вернулся в кухню и сел напротив женщины; та сразу же опустила глаза под его испытующим взглядом. Помолчав, он негромко произнес:
— Простите за бестактный вопрос, мадам, и часто Вас муж избивает?
Быстро взглянув на сидящего напротив мужчину, и немного поколебавшись, Тамара Васильевна тихо ответила:
— Да не так, чтобы часто, но бывает. Особенно в последнее время, совсем, как с ума сошел.
Женщина помолчала и продолжила с неожиданной для себя откровенностью:
— Когда мы только поженились, все было просто замечательно, Антон меня буквально на руках носил. Он тогда и грамма в рот не брал, а потом началось. Вы ж понимаете — это деревня, а я пришлая, — женщина горько улыбнулась и продолжала: — Поймите, я пыталась сдружиться с местными женщинами, но что делать — это не моё: сплетничать у колодца, кто там такой-сякой. Я не умею болтать часами о доме, мужьях и детях. У меня нет желания бесконечно обсуждать, у кого какие новые тряпки появились или кто с кем изменяет. Это так скучно, особенно, когда изо дня в день говорится об одном и том же.
Сложив перед собой руки и устремив в пустоту невидящий взгляд, Тамара Васильевна замолчала, а затем, спохватившись, заговорила с прежней откровенностью:
— Эта семейная идиллия у нас с мужем продолжалась, примерно, с полгода. А потом началось! По селу пошли гулять обо мне мерзопакостные сплетни, одна другой хлеще… Господи, что только люди не придумывали: и соседу-то я глазки строю, и в школе-то я завучу Дмитрию Ивановичу проходу не даю!.. В общем, всего так сразу и не перечесть, да и вспоминать противно! Антон поначалу не обращал внимания на слухи, но он же не железный! — и Томас в который раз подивился женской логике. Избитая до полусмерти женщина все равно пыталась найти оправдание своему мужу-подлецу, который свою слабость и полную несостоятельность вымещал на беззащитной женщине, которой некуда податься. А Тамара Васильевна с горечью продолжала: — Ведь, если знакомые ему с детства люди изо дня в день твердят, какая я дрянь, то ему остается только поверить, что дыма без огня не бывает. А дальше дела пошли ещё хуже. Некоторые подлецы из местных стали «подбивать ко мне клинья» и получив от ворот поворот, в отместку стали намекать Антону, что я им проходу не даю… а они, мол, такие молодцы и так мужественно держатся, не поддаваясь моим бесстыжим заигрываниям! Вот негодяи!.. И эти дуры набитые, их жены, понеслись ко мне со скандалами, будто я в чём-то виновата! — Тамара Васильевна всхлипнула и на её глазах снова показались слёзы. Она попыталась справиться с собой, но это ей не удалось. Опустив голову, она тихо заплакала.
Штейн быстро подошел к ней и, присев рядом, обнял несчастную женщину. Та поначалу испуганно сжалась в его руках, но быстро расслабившись, уткнулась в его плечо, и горько навзрыд заплакала. Он ласково погладил её по мягким шелковистым волосам, и Тамара Васильевна, вволю наревевшись, успокоилась. На этот раз, она нашла обычное утешение в слезах, и необычное — участие в глазах другого человека. Слегка отстранив её от себя, Томас заглянул в карие глаза женщины и мягко произнес:
— Тебе так дорог твой муж, что ты, невзирая на свои страдания и страдания своего ребенка, готова и дальше безропотно сносить его побои? Ты хоть понимаешь, что однажды он забьёт тебя до смерти? Понимаешь, что ребенок останется сиротой, и, может статься, что со временем он вместо тебя примется за неё?
Тамара Васильевна сжалась под его требовательным взглядом, и даже не удивившись неожиданному переходу на «ты» испуганно пробормотала:
— Господи! Да что я могу поделать? Нам с дочкой некуда податься. Родственников у меня нет, а все знакомые остались там, в Туркменистане, но там такое творится, что оттуда даже местные бегут!
Кухню со всей этой беготней выстудило, и женщина зябко поежилась от холода. Первый стресс у неё прошел и она, неловко повернувшись, охнула от боли. Штейн, серьезно глянул на неё огромными серыми глазами, полыхающими серебряным блеском, и холодно произнес:
— В таком случае, ты готова принять моё решение своей судьбы?
Это прозвучал настолько властно, как будто незнакомец — высший судия и имеет полное право вмешиваться в её жизнь и в жизнь других людей. По спине женщины пробежал неприятный холодок, и она разом насторожилась. До сих пор Тамара Васильевна не задавалась вопросом, кто он на самом деле этот незнакомый мужчина, загадочно появившийся в их доме в столь поздний час. Подняв на него испуганные глаза, женщина заворожено замерла. Только сейчас глядя в нечеловечески прекрасное лицо своего собеседника, она вдруг поняла, насколько он необычен и вовсе никакой не артист. У тех не бывает такой ярко выраженной харизмы лидера и столь волевых лиц — это невозможно при их гуттаперчевой профессии. При последующем размышлении она уверилась, что он и не человек. Одетый во все белое, высокий атлетически сложенный мужчина вдруг показался ей грозным ангелом, посланным небесами во время её тяжких испытаний. Во всяком случае, Тамара Васильевна видела, что именно такими их рисовали на своих картинах известные мастера. Она нервно хихикнула: «Что ж, если мой гость из ангелов, то они гораздо красивее в жизни!»
Будучи убеждена на все сто процентов, что имеет дело не с человеком, она крепко призадумалась, а затем с иронией подумала: «Вот и весь мой атеизм лопнул, как мыльный пузырь! Стоило только появиться чему-то необычному в жизни и вера в чудеса тут как тут». Тщательно взвесив все «за» и «против», она твердо произнесла, глядя на незнакомца:
— Да, я готова.
В её голосе прозвучала такая непоколебимая вера, что удивленный Штейн прошелся по её мыслям и несколько ошарашено подумал: «Der Teufel! Вот так легко стать новым Христом для человечества! Только этого мне для полного счастья не хватало!» Он склонился и поцеловал ждущие губы замершей от восторга женщины. Слегка выпустив клыки, он вонзил их в разбитую плоть, и крошечная часть его симбионтов, проникнув в кровь, принялась лечить избитое тело. Организм женщины встрепенулся, и регенерация пошла полным ходом; срослись треснувшие ребра, исчез разрыв селезенки. Отбитые почки и печень пришли в норму, затянулись разрывы влагалища, исчезли раны и ссадины на теле. На голове затянулась рана от вырванной с мясом пряди волос и перестали шататься и болеть зубы.
Находясь в состоянии полной эйфории, Тамара Васильевна не сразу поняла, что произошло, а затем в её голове зазвенел мощный хор ангельских голосов. С огнем фанатизма, вспыхнувшим в карих глазах, она вскочила на ноги и собралась рухнуть перед спасителем на колени. Томас с легким испугом посмотрел на её восторженное лицо с безумно распахнутыми глазами, и отключил легким ментальным ударом. Смежив веки, та мягко повалилась на бок.
«Gott sei Dank![4] И куда только делась умная образованная женщина, стоило только ей воочию испытать то, что в свете современных знаний она могла воспринять только как чудо», — с досадой подумал «ангел» и, втянув белоснежные клыки, бережно поднял свою новоявленную паству. В спальне, отпихнув ногой храпящего мужчину ближе к стене, он положил Тамару Васильевну на чистенькую постель. Она немедленно свернулась клубочком и сонно засопела. Штейн взял стул и, присев на него, задумчиво огляделся.