Игра продолжалась уже две кружки пива и полтора бокала глинтвейна. Вюнш обратил бы внимание на румянец, появившийся на лице Хелены, если бы не был вынужден выбираться из-под шаха. Партия клонилась к концу, и конец этот был известен уже обоим игрокам. У Хольгера была одна ладья и три пешки, сгрудившиеся в левом углу доски вокруг короля. Хелена пошла вперед своими, простоявшими без дела всю партию, ладьями. Уцелел и один из ее героических коней (как же Вюнш ненавидел эту белую длинномордую животину без ног!). Где-то на задней линии маячил белый король. Все было ясно. Единственное на что мог рассчитывать проигравший – это милосердно быстрая смерть от рук победителя. И она подарила ему такую смерть. Изящным росчерком Хелена в три хода поставила мат.
Вюнш откинулся на спинку стула и закурил очередную папиросу. Он смотрел на нее сквозь дым – она допивала бокал с вином.
– Спасибо за игру.
Хольгер первый нарушил молчание, установившееся после ее слов: «Шах и Мат».
– Вам спасибо. Я давно ни с кем не играла, забыла, что это так увлекательно.
– А я давно не видел столь сильного противника.
Хелена, немного смутившись от его слов, посмотрела в окно и сказала то, что он совсем не рад был услышать:
– Дождь кончился. Пожалуй, мне пора.
Как бы ни хотелось Хольгеру возразить ей, он понимал, что магия этого вечера будет безвозвратно утеряна, если он сделает еще хоть что-то, но одну вещь Вюнш не мог не сказать:
– Мне понравилось играть с вами.
Она достала из кармана свастику и повязала ее на плечо, лишь после этого ответив:
– Мне тоже. Вы хорошо играете.
– А вы мне льстите. Впрочем, мне хочется все же вас обыграть. Я бываю здесь почти каждый день, если у вас будет время и желание сыграть в шахматы вечером после тяжелого дня – вы знаете, где меня найти.
– Я подумаю над вашим предложением.
На лице Хелены обозначилась улыбка.
– До свидания, фройляйн Кренц.
– Хорошего вечера, оберкомиссар Вюнш.
После того как она скрылась в вечернем городе, Хольгер еще минут десять сидел и курил в задумчивости. Ключевой ошибкой партии ему казалась ранняя и достаточно дешевая потеря ферзя.
Глава 11
Немного об армейском вооружении
Работа костлявыми лапами вцепилась в него дома. Было уже почти одиннадцать, но Хольгер заставил себя выкинуть из головы восхитительную, как глоток свежего воздуха, партию в шахматы с Хеленой и принялся за фотографии.
Первое, что заметил Вюнш при беглом осмотре это то, что фотографии относились не только к вскрытию. На части фотокарточек было зафиксировано положение тел на момент прибытия фотографа (по прикидкам Хольгера это было пятого апреля). Так как Шлиттенбауэр передвигал тела в сарае, фотографии, сделанные там, особой пользы принести не могли, но вот положение тел домработницы и младенца можно было установить точно.
Мария Баумгартнер лежала на животе поперек кровати. Возможно, убийца заставил ее отвернуться, перед тем как нанес удар, а возможно, подкрался к женщине сзади. Мальчик же был убит прямо в коляске – об этом свидетельствовало большое пятно крови на подушке в коляске. Глаза ребенка были закрыты, скорее всего, смерть настигла его во сне.
Хольгер отложил карточки с младенцем и Марией и принялся за фотографии, сделанные перед вскрытием. На общем плане были видны столы, очевидно, вытащенные из дома, а также приспособленные из дверей. На столах лежали шесть тел. На этой же карточке Хольгер увидел Аумюллера и человека, который был, чуть ли не на полметра, ниже доктора. «Возможно, юрист Ней».
Андреас Грубер был крепким коренастым мужчиной. Запекшаяся кровь и начавшиеся посмертные изменения не позволили Вюншу распознать черты его лица. Все, что он мог понять по фотокарточкам – это то, что у Андреаса были густые брови и пышные усы, а также светлые, возможно, седые волосы. В целом, несмотря на преклонный возраст, он производил впечатление физически сильного человека.
Рана на правой половине головы была страшной. Удар был настолько сокрушительным, что сразу пробил череп и привел к мгновенной смерти. Хольгер надеялся, что при осмотре фотографий у него появятся идеи относительно орудия убийства, однако по Андреасу сказать больше, чем уже было сказано в отчете доктором, Вюншу не удалось. Действительно – тяжелый острый предмет.
На фотографии туловища были видны гематомы, но понять когда и как они появились, Хольгер не мог. Зато он сразу смог определить синяк, который, по предположению доктора Аумюллера, мог быть оставлен сапогом. Он выделялся на правом боку Грубера. Причем, форма синяка напоминала не носок сапога, что говорило бы о том, что убийца пнул Андреаса, а именно подошву, что могло указывать на то, что убийца наступил на уже лежавшее тело. К сожалению Вюнша, крупного плана этого участка кожи не было, а по тому, который был, нельзя было рассмотреть, какая у сапога была подошва.