Началось награждение передовиков производства и партийной работы, а также принятие в партию новых членов. Совершенно внезапно для Хольгера прозвучало имя Хелены. Она вышла к трибуне, чтобы получить партийный билет и значок. Вюнш готов был поклясться, что видел в ее глазах слезы. За те две недели, что они были знакомы, он впервые видел ее настолько незащищенной. Хелена, нетвердо ступая, вернулась на свое место и буквально рухнула на стул. Через пару минут шок начал проходить и она уже придирчиво рассматривала свою фотографию в партийном билете.
– Как всегда! Никогда не могу получиться на фотографии нормально! Посмотри, разве это я? Это какая-то двенадцатилетняя школьница. А ведь это серьезный документ…
Хольгер взял у нее документ и внимательно его осмотрел. Он видел уже билеты НСДАП, но никогда не имел возможности посмотреть на них вблизи. Фотография, удостоившаяся нареканий Хелены, показалась Вюншу отличной. Она здорово передавала и резкие, пронзительные черты ее лица и столь же резкий характер девушки. Хольгер вернул ей билет и в очередной раз обернулся на Габриеля. Тот сидел на прежнем месте и внимательно следил за тем, что происходило у трибуны.
После того, как были награждены почетными значками за успехи в учебе мальчики и девочки из молодежных организаций, на трибуну вышел лысый, угрюмого вида мужчина лет сорока пяти. Он начал речь и страсть, с которой он говорил, смогла привлечь даже внимание Вюнша:
– …Они как зараза! Болезнь, терзающая нашу Родину! Коммунисты, предатели, а более всех – унтерменьши! Евреи, наложившие свои нечистые руки на богатства нашей страны. Я вижу здесь сегодня множество ветеранов – людей, отчаянно бившихся за Германию, получавших боевые награды и ордена. Я и сам такой, я – один из тех, кто готов был отдать жизнь за нашу Родину. И я спрашиваю у вас, мои боевые товарищи, разве забыли мы, как проклятые социал-демократы, коммунисты и евреи плели заговор против нас? Как они, отсиживаясь в тылу, точили нож, чтобы вонзить его нам в спину? Те, кто помнит ледяной ветер Фландрии в 1918-м году, не даст соврать – мундиры расползались по швам, винтовки клинило после десяти выстрелов, а виноваты в этом были они – коммунисты и евреи! Они и сейчас хотят уничтожить нас! Они и сейчас сидят в своих берлогах и вынашивают планы по порабощению всего мира своей черной воле! И лишь мы можем их остановить! Только у нас – у немцев – хватит сил бороться с коммунистическо-еврейской заразой надвигающейся на Европу!
Всего десять лет назад я был готов признать, что мы близки к поражению, что еврейство почти поглотило нашу Германию, но наш фюрер, наш любимый фюрер уже тогда говорил, что мы еще восстанем против них, мы еще покажем им, что мы их не боимся! Он сказал тогда, что мы – немцы и, что как бы ни были тяжелы кандалы угнетателей, мы всегда их скидывали. Он сказал тогда, что мы все равно поднимемся с колен и скинем еврейско-коммунистическое ярмо с наших спин! Так говорил наш фюрер в самые темные дни нашего движения. И я пошел за ним, мы все пошли за ним, как один, и сейчас мы, наконец, можем построить Германию для немцев, свободную от иностранного влияния, независимую и могучую!
Но они мешают нам! Каждый день я слышу о том, что коммунистические боевики нападают на немецких патриотов, даже здесь, в Мюнхене или в Нюрнберге. Их снабжают деньгами и оружием их еврейские союзники. Но мы остановим их! Я, Юлиус Штрайхер, говорю вам, что как бы ни был труден и тернист этот путь, мы сможем победить всех наших врагов потому, что с нами Бог! Но только объединившись, только преодолев внутренние разногласия терзающие нас, мы сможем встать, вскинуть наши руки и сказать, что Германия пренадлежит нам! Сказать «Слава Гитлеру!» и «Слава Победе!» Зиг… Хайль! Зиг… Хайль! Зиг… Хайль!
Даже некоторая скомканноть речи не помешала ей найти почти полную поддержку зала. Вместе со Штрайхером кричала Хелена, кричали мальчики из Гитлерюгенда, кричали Франк и Фредерика Линдеманн, даже Габриель кричал, а Хольгер молчал. В этот момент он видел лицо Михаэля Шварценбаума и думал о том, что Михаэль тоже мог бы крикнуть «Зиг Хайль!», только вскинуть правую руку у него не получилось бы – нечего было вскидывать.