– Господин лейтенант! Вестовой!
– А? Что? Их или наш?
– Да просыпайтесь же, господин лейтенант Вюнш! Наш!
– Что же ты так кричишь, Розенберг?!
– Я вас уже две минуты пытаюсь разбудить, уже решил, что вы ранены…
Хольгер с трудом встал, оправил свою испачканную форму и посмотрел в ту сторону, куда показывал рукой Розенберг. Вюнш успел обратить внимание, что винтовка Розенберга была приставлена к стенке бруствера, а не находилась в его руках. «Надо будет сделать ему замечание, но не при курьере из штаба полка». Теперь Хольгер уже хорошо мог рассмотреть направлявшегося к ним человека. «Да нагнись же ты, дурак! Окопы специально придумали, чтобы такие, как ты, мишенями для снайперов не становились». Боец шел не таясь, будто гулял по Потсдамерплатц56, а не пробирался через простреливаемое со всех сторон поле, затерянное где-то на франко-бельгийской границе. Хольгер прекрасно видел, что это свой, но не смог удержаться от того чтобы сбить со штабного спесь.
– Стой! Пароль или буду стрелять!
– Голубика! Это свои!
– Клен. Спускайся в окоп, пока тебя какой-нибудь глазастый француз не шлепнул!
Когда вестовой спустился в траншею, брови Вюнша удивленно поползли вверх – от солдата несло алкоголем, и не просто несло, а по-настоящему разило, а сам он достаточно заметно пошатывался.
– Лейтенант Вюнш.
– Унтер-офицер Круспе.
– Почему вы пьяны?
Хольгер был старше по званию, поэтому позволил себе сразу спросить, по какой причине боец решил довести себя до непотребного состояния еще до полудня?
– Я не пьян, лейтенант Вюнш, просто не выспался… А почему вас так мало?
Зиберт опередил Хольгера на доли секунды и Круспе согнулся от тяжелого удара в живот.
– Ах ты, штабная крыса! Почему нас так мало?! Почему нас так мало?! Ублюдок! Сволочь! Мы больше суток здесь без жратвы, без патронов, без подкрепления, а ты, мразь, приходишь с бодуна и спрашиваешь, почему нас так мало?!
Долль и Розенберг попытались оттащить его, но только когда на помощь им пришел Хольгер и один из ребят из штурмового отряда, это удалось сделать. Долль увел Зиберта подальше, а Розенберг попытался поднять Круспе на ноги.
– Извольте докладывать по форме, унтер-офицер!
Хольгер решил сделать вид, что никакого инцидента не было. Круспе сам был виноват, и то, что Зиберт его не бил, Вюнш подтвердил бы перед любым судом.
– Докладываю, господин лейтенант Вюнш. Сегодня, одиннадцатого ноября в пять утра подписано перемирие, оно вступает в силу в одиннадцать часов утра этого дня. Мы выходим из Франции и Бельгии. Война законч…
Круспе, не договорив, согнулся, и его вырвало прямо на собственные сапоги. Время остановилось. Хольгер поднес руку к лицу и увидел, что корпус его часов треснул, а стрелки встали.
– Розенберг.
Ответа не последовало, а Вюнш едва узнал свой голос.
– Рядовой Розенберг!
– Да, господин лейтенант Вюнш.
– Сколько времени?
– 10:30 утра, господин лейтенант Вюнш…
«Больше пяти часов…» Земля завертелась под ногами, он привалился к стене окопа, чтобы не упасть. «Пятнадцать моих парней, еще одиннадцать из штурмовой роты – сколько это будет? Двадцать шесть человек за эту ночь…»
– Это что, французам тоже не сказали, что Война кончилась?
– Да, Эрлих. Помнишь, они кричали что-то полчаса назад? Наверное, радовались…
– Эй, Каче! Ты что делаешь?! Нет, не вздумай!
Хольгер повернул ставшую неимоверно тяжелой голову в сторону возникшего шума. Тот самый боец штурмовой группы, который с безумным взглядом ждал французскую атаку, вырывался из рук пяти человек, пытаясь вылезти из окопа в ту сторону, где были вражеские позиции. Он ничего не говорил, только рычал и выл подобно зверю.
– Да помогите! Он же контуженный!
Вой и рык перешел в плач. Боец катался по земле в истерике. В его руках все еще были зажаты револьвер и траншейный шестопер – страшная игрушка из детских книжек, получившая новую жизнь в тесных окопах.
– Круспе! Слышишь меня, Круспе?!
– Да… господин лейтенант.
Унтер-офицер все еще приходил в себя после удара Зиберта.
– У тебя с собой есть?
– Что, есть?
– Что угодно, что поджечь можно… Пойло, которым вы ночью надрались вместо того, чтобы послать к нам вестового…
– До вас было не добраться, вы оказались оторваны от полка, а французы либо не знали о перемирии, либо решили, что до одиннадцати часов Война продолжается.