По России, еще незадолго до распада СССР, прокатилась первоначальная волна, смывшая, как пыль, с многих старинных улиц и площадей советские названия, наложенные на исторические топонимы. Возвращали свои исконные имена и города: Ленинград опять стал Санкт Петербургом, Калинин — Тверью, Горький — Нижним Новгородом, Свердловск — Екатеринбургом. В храмы, чудом сохранившиеся в эпоху богоборческих разрушений, возвращалась религиозная жизнь. Многие храмы стали вырастать из руин, из мерзости запустения и сиять золочеными крестами и куполами.
О чем свидетельствовали эти храмы, как и возвращенные названия городов, улиц и площадей? О том, что территория, на которой десятилетиями возводилась мрачная ЦКД, испокон веков называлась Русской землей, история которой просто несопоставима по своему богатству и содержанию с историей советского периода. Это было возвращение людей к пересохшему историческому руслу жизни, течение которой было насильственно прервано большевистским переворотом. Стали возникать православные общества, и даже приходы, возрождаться казачьи круги и дворянские собрания. Но довольно быстро выяснилось, что 99 % населения не знает, кем были и чем занимались до «октября» их дедушки и прадедушки, а также бабушки и прабабушки; даже имен их не помнили.
Легализация выдающихся беллетристических, публицистических, философских и богословских произведений, как русских авторов, так и зарубежных, публичная демонстрация кинофильмов, дотоле пылившихся «на полках», возрождение храмов и возвращение исторических названий улицам и городам — эти и многие другие процессы наглядно иллюстрировали обывателям масштабы их обобранности. Человек, с самых первых лет своей жизни, не имел шансов состояться в качестве нравственного существа, а был обречен на существование в качестве частицы безропотной массы или в качестве детали гигантского механизма. Естественно, стали искать виновных в безобразиях, чинимых на протяжении многих десятилетий. Послышались даже голоса, требующие судебного разбирательства, схожего с тем, какое имело место в Нюрнберге после завершения Второй мировой войны.
Вместе с этим, обвал в промышленности, как и в других секторах экономики, настоятельно понуждал все взбаламученное общество искать средства к существованию, но миллионы людей просто не знали, что им делать. Десятилетиями они привыкли жить по команде, а теперь команды перестали поступать. Десятилетиями они предпочитали слыть узкими специалистами, а теперь, чтобы начать собственное дело, им требовалось «объемное» мышление, позволяющее увязывать производственные задачи с экономической целесообразностью, а многоразличные договорные отношения с финансовыми потоками.
После определенного замешательства и тревожных ожиданий широкомасштабного судилища, начальственный слой, особенно его молодой подрост (комсомольские активисты), с традиционным задором приступили к проведению многоплановых и многоаспектных реформ в стране. Стиль реформ оставался прежним — большевистским. Ведь младореформаторы являлись прямыми потомками «ленинских гвардейцев», «разгромленных троцкистов» и сталинско-брежневской номенклатуры, и потому действовали так, как им подсказывал накопленный в XX в. специфический исторический опыт проведения коллективизации, индустриализации, институализации и ликвидации безграмотности (на сей раз рыночной). Следует заметить, что любая социально-экономическая реформа в крупной стране предполагает собой многоходовую комбинацию, затрагивающую среду хозяйствования тысяч предприятий и условия проживания миллионов людей. Последствия этих изменений нелегко предвидеть. Как и в годы становления советской власти, младореформаторы трудились, испытывая на себе напор чрезвычайных ситуаций, требующих неотложных решений и размашистых действий. Но марксизм не только настаивает на непримиримой классовой борьбе, он еще и слабо озабочен ростом производительности труда: его конек — это система распределения прибавочного продукта. Младореформаторы решили творчески развить наследие своего учителя и напористо приступили к распределению государственной собственности среди частных лиц. Но как превратить (разукрупнить) огромный металлургический комбинат в сотню малых предприятий? Как будут сотрудничать между собой эти предприятия? И к тому же, где найти людей, способных развивать столь ущербно раздробленный бизнес?
Довольно быстро младореформаторам стало понятно, что размельчать крупные и средние предприятия просто нереально. На балансах этих предприятий по-прежнему находились многочисленные объекты социальной инфраструктуры, от функционирования которой зависело жизнеобеспечение многих городов и поселков. Сплоченные меньшинства, тем временем, активно налаживали контакты с директорским корпусом и ставили действия этого корпуса под свой контроль. Поэтому первоначальную идею подушевого распределения всех имеющихся в стране активов сменила идея создания группы «ответственных» собственников, пожизненно благодарных властям за столь ценные подарки. Этих «ответственных» собственников впоследствии стали именовать олигархами.