Выморив несколько сотен военнопленных и столкнувшись со священным характером войны, немцы поняли, что допустили стратегический просчет. И чтобы исправить этот просчет открыли на оккупированных территориях несколько тысяч храмов в качестве мест возрождения традиционного религиозного сознания в противовес религиозному сознанию, которое получило широкое распространение на советской стороне. Сталину также пришлось открыть несколько сотен храмов, чтобы защитить себя от обвинений нацистской пропаганды в том, что он является гонителем и притеснителем православных людей. Когда начался этап освобождения территорий от фашистских захватчиков, то храмы, расположенные на этих землях уже не закрывались. Многих настоятелей, дьяконов, церковных старост, естественно, угнали в места очень отдаленные, как лиц, сотрудничавших с оккупантами. И московскому патриархату необходимо было в срочном порядке заполнять вакантные места священнослужителей в тысячах приходов.
Немало солдат, израненных, покалеченных, обмороженных, чудом выживших, сменили свои шинели на рясы. Но так как врагов церкви-государства не убывало, то иереи вполне искренно соглашались сотрудничать с «компетентными органами». А как же иначе власти могли отслеживать изменения настроений среди верующих, выявлять сомневающихся в правильности политического курса или сомневающихся в самой легитимности действий правящей партии под водительством самого Сталина? Как труженики тыла отдавали все свои силы на алтарь победы, так и иереи должны были по мере своих возможностей участвовать в священной войне. Тоталитаризм — это система правления, которая держится на страхе неотвратимости наказания. Но чтобы наказывать, необходимо знать не только о поступках людей, но и о движении чувств этих людей. Любое неприятие человеком действий государства-церкви рассматривалось (тем более в условиях военного времени), как предательство интересов народа, как проявление мракобесия, присущее отщепенцам, подпавшим под власть нечистой силы. Всеобщий контроль за умонастроениями охватывал не только группы верующих людей, но и научное сообщество и работников партийных органов и даже заключенных на зоне (там лагерное начальство выделяло смотрящих, которым за определенные услуги предоставляло преференции в виде дополнительных пайков или послаблений в суровых условиях содержания).
Закрытие Коминтерна из-за его очевидной ненадобности, заказ и последующее торжественное исполнение гимна Советского Союза в Большом театре, смертельные воздушные тараны, на которые добровольно шли летчики, когда перелом в войне уже стал очевиден — все эти и многие другие события были преисполнены глубокого смысла, встречали горячий отклик в сердцах советских людей, потому что приближали победу над врагом. И также был преисполнен глубокого смысла ритуал сложения нацистских знамен подле мавзолея на Красной площади.
Церковь-государство окончательно сложилась в горниле войны, в условиях чрезвычайного напряжения народных сил. Эта была необычная церковь, в которой человеконенавистническая идеология беспощадной классовой борьбе дистиллировалась в идеологию борьбы со всевозможными, вольными или невольными противниками советского строя. Ненависть к этим противникам была освящена непоправимыми миллионными потерями, понесенными страной за годы самой кровопролитной войны. К противникам кого только не относили: солдат и офицеров, попавших в немецкий плен; гражданских лиц, сотрудничавших с нацистами на оккупированных Третьим Рейхом территориях; белоэмигрантов, осевших в странах Восточной Европы; власовцев, казаков, состоявших на службе в вермахте; дезертиров и мародеров; представителей эксплуататорских классов и активистов немарксистских партий в странах, включенных в сферу влияния СССР… впрочем, этот перечень можно длить очень долго.
Сложившаяся псевдоцерковь явилась печальным следствием тяжелейших испытаний, которые начались для жителей земли русской еще в годы Первой мировой войны и не ослабляли своего мрачного натиска на протяжении трети века. В череде этих испытаний в огромной стране полностью исчезли аристократия и духовенство, придерживающееся ортодоксальных заповедей. Произошло резкое понижение психического уровня в обществе, которое сначала было превращено в абсолютно нищую массу трудящихся, а затем в месиво, преимущественно багряных тонов. Жизнь человеческая длительное время совсем ничего не стоила, а такие тонкие материи, как богообщение или взлеты творческого гения просто стали недоступны для людей, загнанных под низкие своды кнутоказарменного режима.