С одной стороны значительная часть общества испытывала могучую, воодушевляющую тягу к истокам или первоосновам национальной жизни, утраченной после злополучного октябрьского переворота, но не знала, что же делать, как вернуть краски и мотивы, ценности и ритмы той, некогда утраченной жизни. За годы марксистского режима практически не осталось ни одной семьи, которая бы проживала на одном месте, в одном жилище век или более. Все было сдернуто со своих исконных мест, вывернуто наизнанку, перекручено, перепутано, изгажено и затоптано. С другой стороны еще более значительная часть общества стала тосковать по временам, когда не было безработицы, когда новое жилье власти предоставляли даром в качестве награды за добросовестный труд, а дети имели возможность за символическую оплату проводить летние каникулы в пионерских лагерях и спортивных базах. Медленно, но неуклонно растущая третья доля общества полагала, что лишь в частных детсадах и школах их дети могут получать соответствующее воспитание и образование, а на качественные медицинские услуги можно рассчитывать только в частных клиниках. Свои отпуска эти люди предпочитали проводить на заграничных курортах, приценивались к тамошней недвижимости и были не прочь поменять свое место жительства и свое гражданство. Но к тому времени из-за границы уже стали возвращаться «звезды» отечественной эстрады, известные киноартисты и театральные деятели, которые ринулись на «вольные хлеба», как только открылись границы и которые так и не снискали за пределами распавшегося СССР ни славы, ни больших гонораров. На привычных щелистых сценах, под аплодисменты непритязательной и до слез знакомой им публики они охотно распевали песенки типа «Гуд бай, Америка» или «Лондон, прощай», и сокрушенно признавались в том, что их «сам черт попутал»: из-за этого самого «черта» столь опрометчиво и покинули родные просторы. Рассказы «возращенцев» несколько остужали горячие головы тех, кто мечтал стать полноценным европейцем или американцем.
В расстроенном обществе смысл одних и тех же понятий, заявлений, признаний в лучшем случае приобретал троякий смысл. Любые факты истории и даже текущих событий незамедлительно получали весьма противоречивые и зачастую взаимно исключающие оценки. Опыт же проведения конструктивных дискуссий полностью отсутствовал: вместо дискуссий происходили бурные полемики, весьма похожие на кулачные бои, и полемисты не столько стремились обнаружить в своих спорах крупицы истины, сколько пытались изничтожить своего ненавистного противника.