Начатые было процессы демонтажа жестко-унитарного государства, демонополизации экономики, десакрализации церкви красного дьявола (ЦКД) как-то совсем незаметно обернулись депопуляцией и дебилизацией общества. Центральное телевидение решило провести интернет-голосование под названием «Имя России», с целью выяснить наиболее значимую или популярную среди населения историческую фигуру. Первоначально «Имя России» совпало с именем Сталина, но затем усилиями медиа-мастеров победил благоверный князь Александр Невский. Таким же способом средневековые скульпторы прикрывали срамные места на мраморных изваяниях фиговыми листиками. После проведенного интернет-голосования московская патриархия получила несколько коллективных обращений-просьб канонизировать «генералиссимуса Победы». По не вполне ясным причинам эти просьбы остались без должного отклика. И подобные несуразности множились числом, разрастались, разветвлялись. Например, создается фонд «Русский мир» для поддержки деятельности российских диаспор за рубежом по сохранению их культурной идентичности, создается для общенационального примирения или «лада». А возглавляет фонд внук Молотова, того самого сталинского наркома, чьи подписи стоят как под пресловутым пактом, «узаконившим» захват восточной части Польши, всех прибалтийских республик (и «кусочка» Финляндии в придачу), так и под расстрельными списками десятков тысяч человек. А бабушка руководителя фонда числилась «фурией революции», яростно занимаясь агитацией и пропагандой «красного террора» в истерзанной России. Должно быть, создатели фонда наивно полагали, что зарубежным диаспорам, сложившимся из беглецов от политических репрессий безразлично, кто же будет налаживать с ними культурные связи и поддерживать их национальную идентичность.
Или какой-то календарный год громогласно объявляется с самых высоких трибун годом русского языка. В то же время огромными тиражами издаются романы и повести, герои в которых предпочитают изъясняться преимущественно матом. Нецензурная брань раздается во властных коридорах и на кинофестивалях и на прочих театрально-артистических тусовках культурно-продвинутой общественности. Матерятся почтенные мэтры и юные старлетки, учителя и врачи, недужные пациенты и школьники.
Короче говоря, как черта не одевай, а все равно будут торчать рога или выглядывать копытца.
Ни одни только эмигранты, а также их потомки не дождались каких-то реальных действий от московских властей, направленных на изживание тяжких последствий торжества марксисткой идеологии в стране. В уже упоминавшихся странах и территориях, отчужденных в пользу СССР благодаря пакту «Молотова-Риббентропа», также никак не могли успокоиться миллионы людей. Прибалты не хотели забывать про десятки тысяч своих соплеменников, угнанных в Сибирь и про тысячи «лесных братьев» убитых в боях с частями НКВД, а поляки дотошно изучали подробности расстрелов своих офицеров в Катыни; украинские националисты устраивали целые марши с фотографиями своих родственников, погибших в боях с Красной армией или замученных в казематах в 1939–1941 годы. Дело дошло до того, что оставшиеся в живых ветераны вермахта и «ваффен СС» (украинцы, литовцы, эстонцы или латыши) стали одевать черные или темно-зеленые формы в дни национальных праздников и участвовать в публичных акциях; этих стариков встречали аплодисментами и восторженными криками, как мужественных несгибаемых борцов с оккупационным режимом (советской властью).