И, все же, мировоззренческие реставрации происходят, но не столь прямолинейно, как политические. Порой они веками и тысячелетиями ждут благоприятного момента, чтобы заявить о себе в полный голос или показать свой жестокий оскал. Несмотря на то, что античность была полностью разрушена христианами и глубоко упрятана под землю правителями Византии, она вновь проступила на поверхности жизни уже в северных городах Италии, причем проступила в то самое время, когда христианская столица (Константинополь) содрогалась под ударами завоевателей-магометан. Итальянцы, а вслед за ними и другие европейские народы, православным иконам противопоставили живописные полотна. Если на иконах изображались лишь лики и кисти рук, а остальная плоть полностью отсутствовала, то на полотнах европейских художников тела библейских пророков и христианских апостолов, персонажей античных мифов буквально пульсировали и светились от переизбытка жизненных сил. Развитие скульптуры позволило европейцам перекинуть мост в давние времена основательно забытой культуры античности и осознать значимость той культуры в качестве сокровенного побудительного мотива к творчеству и поиску новых выразительных средств. Картины и скульптуры до сих пор играют важную роль в культуре европейцев. Ныне этим произведениям искусства отданы лучшие дворцы, а шедевры практически бесценны и являются неразменными национальными достояниями.
На исходе XIX в. дали о себе знать и другие древние божества, надолго придавленные величественными христианскими храмами. Из глубоких подземелий и узких горных расщелин выбрались древние архетипы, напомнив людям о своей бессмертной природе. А в XX в. роль и значимость этих божеств и архетипов проявилась в целом ряде политических систем, среди которых советская система правления заняла, пожалуй, самое заметное место. Данное вступление понадобилось, чтобы показать: октябрьский военный переворот 1917 г. по своим последствиям мало похож на политические катаклизмы, имевшие место в других крупных европейских странах во второй половине II тысячелетия н. э., а больше напоминает радикальный мировоззренческий переворот, религиозный, в своей сущности. Этот переворот и последующие за ним события, заложили основу для системных изменений в стране, касающихся таких фундаментальных институтов, как семья, церковь, общество, личность правителя. Само слово утратило значимость божественного глагола и стало инструментом манипулирования сознания, сжимая объемный русский мир до плоскости. Раб Божий превратился в раба идеологической системы, а свобода морального выбора трансформировалась в жесткую необходимость беспрекословного выполнения команд начальника. Попутно следует заметить еще одно немаловажное обстоятельство. Практически никто из советских историков не называет события, произошедшие в России в 1917 году русской революцией, но все охотно прибегают для их характеристик к названиям месяцев. Первый ее этап называется «февральской революцией» или просто «февралем», а второй этап — «октябрьской революцией» или «октябрем». «Февраль» также именуется «буржуазной революцией», а «октябрь» — «пролетарской».
Если события, имевшие место в Англии в середине XVII в., закрепились в исторических хрониках, как «английская революция», а социальный переворот во Франции, разразившийся на исходе XVIII в., как «французская революция», то завоевание турками Константинополя никто не именует словом «революция», как и гибель античного мира под волнами нашествий варваров. Пытаясь понять истоки зарождения тоталитарного правления в советской России, а также причины крушения этой системы, поневоле обнаруживаешь массу несоответствий с революционным ходом событий, пережитых другими великими европейскими нациями, и находишь немало схожих последствий, какие возникают при завоевании той или иной страны чужеземцами, ведомыми принципиально другим религиозным сознанием. По истечении целого века, прошедшего после того, как обе русские столицы оказались под властью большевиков, приходится вновь и вновь разбираться в нагромождении несоответствий и несуразностей, созданных пропагандистами и лжеучеными. Тем более, что влияние этих несуразностей и несоответствий до сих пор сказывается на самочувствии общества, уставшего от бесплодных усилий строительства химерического нового мира.