Одеваясь, разговаривая, думая как европеец, Маркс, тем не менее, был ведом архетипом своего народа. В качестве радетеля и защитника всех «униженных и оскорбленных» он мог без передышки полемизировать с Прудоном или с Бакуниным, но в качестве нано-жителя (жителя карликового мира) он мечтал проложить дорогу в достойное будущее для своего народа. Именно в этом видел свое призвание и предназначение Маркс — носитель раздвоенного сознания, которое сформировалась в еврейской среде задолго до его рождения. Лишь благодаря такому раздвоению евреи научились внешне применяться к нравам, обычаям и политическим режимам тех стран, где проживали, и в то же время сохраняли причастность архетипу своего народа.
Архетип, слагаясь в древние времена из религиозных представлений, определенных легенд и мифов, позволяет обособляться одному племени от других племен, т. е. служит фундаментном индивидуализации сообщества людей, вступающих на свой исторический путь уже в качестве исторической общности. В свою очередь, архетип сам активно формирует облик данной исторической общности и в значительной степени определяет ее дальнейшую судьбу. Судьба еврейского народа — это длинная череда пленений и насильственных включений в состав огромных империй в качестве вассалов; это также длинная череда депортаций, изгнаний и других форм гонений; это жизнь в рассеянии и распылении. Находясь в странах персидско-мусульманского или греко-христианского миров, евреи везде чувствовали себя на постылой чужбине. Однако они были твердо убеждены в том, что им необходимо претерпеть, превозмочь все испытания и лишения, и дожить до того дня, когда божество, ниспосылающее на них все эти тяготы, вознаградит своих верных сынов сторицей и жестоко накажет всех обидчиков «избранного» народа.
Усиление влияния древних, дохристианских архетипов коснулось в XIX в. не только евреев, но и многие европейские народы. Так британцы и скандинавы охотно возрождали к жизни полу-фантастические сказания и мифы о всемогущем Одине и вечном царстве воинов-героев. Писатели с богатым воображением прославляли пиратские деяния древних викингов, облаченных в шкуры животных и с железными рогатыми шлемами на головах. В континентальной Европе многие выдающиеся композиторы часто обращались в своем творчестве к дохристианским эпохам: Верди в опере «Тоска» — к событиям, имевшим место в Древнем Египте, Вагнер — к сказаниям о легендарных Нибелунгах. Появлялись закрытые общества почитателей фаллических культов или культов Пеннорожденной Афродиты. Влияние древних архетипов проявлялось по-разному: в создании гениальных произведений искусства и откровенно ремесленных поделок, в возникновении разного рода теософских, ариософских и спиритуалистических обществ или кружков, и в марксистском движении тоже.
Несмотря на свой международный статус, руководство марксистских «интернационалов» являлось практически мононациональным, сугубо еврейским. Многие евреи именно в марксистском движении увидели средство обретения своей родины путем создания справедливого, бесклассового, нехристианского общества, не нуждающегося в государственных границах. Ведь каждый еврей живет надеждой, что когда-то наступят такие времена, когда все народы и особенно державные народы падут ниц перед сыновьями Израилевыми, а сами «сыны» станут подлинными правителями всего человечества. Эта надежда может рядится в разные одежды, принимать разные формы своего внешнего проявления, но ее сущность неизменна для меняющихся поколений нано-жителей грекохристианского мира. Евреев объединяет и сплачивает не «почва» и даже не «кровь» (кто только не пользовал их женщин в годины бессчетных гонений, из-за чего отцовство зачастую носило анонимный характер), а вера в свою богоизбранность. Марксизм насквозь пропитан этой надеждой, к тому же он содержит в себе хмель праведного гнева и сладость долгожданного мщения всем тем, кто веками называли представителей «избранного» народа не иначе, как «нехристями», «пархатыми жидами» или «презренными иудеями». Именно евреи становились «прирожденными» марксистами, страстно мечтая перевернуть универсальный мир с ног на голову.
Идеи бонапартизма, шовинизма вперемешку с надеждами на построение общества свободного от христианских норм морали и разных форм насилия, зародившись в революционной и постреволюционной Франции, получили широкий резонанс во всей Европе и даже на других континентах. Всколыхнулись национально освободительные движения народов, некогда насильно включенных в состав обширных империй: греки восстали против турок, итальянцы стремились сбросить с себя австрийское иго, а поляки — власть императора российского; ирландцы не хотели более терпеть на своих исконных землях англичан, а вся Латинская Америка стремилась отделиться от своих метрополий: Испании и Португалии. Вследствие своего многовекового распыления в разных странах, преимущественно в европейских, и отсутствия «своего угла», евреи видели себя свободными, уважаемыми людьми лишь при условии коренного переустройства всего греко-христианского мира, который в XIX в. вошел в полосу турбулентности, в результате ослабления своих нравственных устоев и таких опоронесущих конструкций, как монархия и церковь. Не меняться нельзя. Любое общественное явление либо развивается, либо деградирует, а деградируя, отмирает. Стагнация и застой, конечно, оправданы — но лишь в качестве «заморозки» — чтобы хирургическая операция прошла менее болезненно. Поэтому марксизм стал возможен и превратился в радикальное общественное движение вследствие нравственного кризиса, переживаемого греко-христианским миром.