Самая отзывчивая на пропаганду публика — это люди с наиболее примитивным интеллектом, слабо укорененные в культурном слое страны своего проживания. В первую очередь, к такой категории населения как раз подходил фабрично-заводской пролетариат, который возник вследствие развития промышленности в стране и миграции сельского населения в индустриальные центры. Совсем недавно простившись с сельским образом жизни, рабочие теснились в городских трущобах, но горожанами, как правило, себя не чувствовали. Также пропаганда марксизма была весьма эффективной среди сельской бедноты, среди деклассированных элементов, которые составляли «дно» русского общества. Еще пропаганда встречала понимание среди людей, которые, по тем или иным причинам, нарушили воинскую присягу и другие законы России.
Феномен агитации и пропаганды напрямую связан с ростом числа типографий и СМИ, а также с возникшим «правом голоса». В прежние эпохи возможностью обращаться к людям со словом располагал крайне узкий круг людей. Священники выступали с проповедями перед паствой, глашатаи оглашали на улицах царские указы (или рескрипты). Слово имело божественное происхождение, и потому к нему прислушивались с замиранием сердца, с почтением и смирением. Именно так относились к слову и русские поэты, и беллетристы, создавшие в XIX в. свои нетленные произведения.
С возникновением различных общественных организаций, слово стало прекрасным средством проведения дискуссий, нацеленных на выявление истины в науках, искусствах, философии, истории. А с появлением газет и публичных политиков, слово стало инструментом распространения идей и воззрений, которых придерживались разные социальные группы и сословия. Но маргинальные слои населения Российской империи всегда мало интересовались, как науками так и искусствами или политикой. Именно к ним и пришли пропагандисты марксизма со своим словом, приравненным к штыку, заряжая невежественных людей злобой и ненавистью к «проклятому прошлому» империи, к «кровопийцам» и прочим эксплуататором.
Во все века и в любом обществе присутствуют люди, склонные к изощренным истязаниям и убийствам, к разнузданному разврату, к мистическим связям с инфернальными сферами, но не решаются проявлять свои неприглядные склонности, будучи придавленными доминирующим нравственным законом. Так вершится насилие созидательного большинства над деструктивным меньшинством. Когда все же упыри и вурдалаки проявляют свои кошмарные вожделения, то общество избавляется от этих нелюдей самым решительным образом. Поразительно, но подобные типажи, тем не менее, никогда не переводятся окончательно и воспроизводятся в разных вариантах в каждом последующем поколении, как «спящая угроза».
Эти типажи становятся востребованными в условиях оккупационного режима, когда новоявленным захватчикам необходимо насиловать и еще раз насиловать местное население. В эпоху упадка христианской морали, когда происходит угасание в человеке «образа Божьего», создаются благоприятные условия для того, чтобы легализовался и развился бесочеловек, не как выродок, а как полномочный представитель целой социальной группы, призванной самой эпохой для того, чтобы расчищать «завалы истории». Такой бесочеловек был продуктом распада сословного русского общества и вполне органично сам становился поборником распада и разрушения всего и вся.
Кроме того, определенную часть молодежи привлекал к себе радикализм преобразований в стране. Ведь на волне этих преобразований нетрудно было выказать свои способности и умения, а так как умения еще не выработались, то способности могли проявиться лишь через возможности командования другими людьми, закосневшими в «сумраке невежества». Конфликт отцов и детей, тлеющий, опять же всегда, после «октября» получил мощный импульс. Чтобы состояться уважаемым человеком в традиционном обществе, как правило, требовались долгие десятилетия, отмеченные определенными достижениями и очевидными результатами. А в условиях оккупационного режима любая гнусность, любое святотатство, направленные против этого традиционного общества, всемерно приветствовались властями. Поэтому немало сорванцов и сопливых бунтарей под влиянием пропаганды охотно отрекалось от верований и обычаев своих отцов и дедов. Так стали рождаться «красные дьяволята». А распространение безотцовщины, вследствие затяжного лихолетья, только споспешествовало росту числа подобных «чертенят».