Христиане, пестуя в себе любовь к ближнему, нередко впадают в соблазны грехов, понукаемы гневом, завистью, неприязнями. Но они хорошо знают, как ненависть и злоба иссушают человека, делают его несчастным и одиноким. Также христиане не скупятся на проклятья в адрес тех, кто нарушает Божьи заповеди, данные клятвы или оскверняет святыни. Конечно, таких нарушителей, клятвопреступников и осквернителей крайне мало, но они всегда были и всегда подвергались суровому осуждению даже со стороны людей очень добрых и отзывчивых на чужое горе. И подобные осуждения только укрепляли у подавляющего большинства веру в спасительный идеал, много веков тому назад принявший человеческий облик и претерпевший мучительную смерть на кресте. Христиане привыкли верить слову, потому что в слове присутствует божественная правда. Даже купцы, люди с точки зрения христианской морали не очень-то добродетельные, как правило, договаривались об условиях сделок без посредства «бумаг». Прежде чем казнить преступника, власти оглашали народу меру совершенного преступления. Таким образом, все действия человека православного, даже не отличающегося набожностью, следовали за Словом, т. е. соответствовали заповедям и правилам, сложившимся в России за века исторического развития. И сама империя, включая ее правителей, ее воинов и судей, крупных и мелких землевладельцев, искусных мастеров и ремесленников сверяла все события, происшествия, эксцессы, имевшие место в русском обществе, с требованиями этих заповедей и правил. Человек должен поступать «по-христиански», — таковым было социальное принуждение, которое не только окружало человека, как воздух, но и являлось его внутренним императивом.
И вот произошло столкновение христиан-ортодоксов с совсем иным человеческим типом, который ощутил в себе силы для того, чтобы играть первенствующую роль в историческом процессе. Жители антимира представляли собой сплоченное меньшинство, исключительно привлекательное для клятвопреступников, нарушителей заповедей и осквернителей святынь. Необычный для христиан человеческий тип, испытывающий ненависть к окружающему большинству, именно в столь негативном чувстве черпал свою общественную активность. Чем яростнее клокотала в «прирожденном» марксисте злоба, тем более обжигающими были его действия. Мысль представителя оккупационных властей о том, что он может причинить боль и мучения сотням и тысячам людей, действовала на него, как наркотик. Ему не было жалко и себя, лишь бы превратить «эту страну» в пепелище. Каждого «верного ленинца» восхищали и другие палачи и разрушители, причем, это восхищение являлось искренним. Каждый «верный ленинец» преклонялся перед всеми теми, кого христианское большинство традиционно относило к отъявленным негодяям и законченным мерзавкам.
Будучи подданными разных империй или разных государств, «преобразователи мира» демонстрировали завидную солидарность между собой в священной борьбе с универсальным миром. Они предпочитали называться по-разному: «гражданами мира», «марксистами», «интернационалистами», «радикал-революционерами», «идейными борцами»; они могли до хрипоты и посинения спорить между собой, не стесняясь во взаимных обвинениях и даже оскорблениях, но сохраняли единство по своей сути, по своему духу, потому что все они были детьми Израилевыми, жителями крохотного мирка, которому не нашлось места на огромной планете, но который продолжал оставаться данностью, который пульсировал под покровом реальности, или призрачно витал над столкновениями и союзами между большими и небольшими христианскими народами.
Для них Маркс являлся гением потому, что обозначил путь, по которому они могут войти в будущее в качестве «хозяев жизни». Но для этого требовалось позиционировать себя «слугами трудового люда». Ленин для них был не менее гениален, потому что вооруженным переворотом и последующим террором доказал сбыточность такого пути. «Прирожденные» марксисты установили крайне жестокую диктатуру и посредством агитпропа пытались представить широким социальным слоям этот режим в качестве осуществленной мечты рабочих и крестьян о справедливой жизни.