Однако вердикт суда в Лозанне прозвучал тревожным диагнозом для самих европейцев. Залитая кровью и заваленная трупами Россия явно выпадала из ареала греко-христианского мира. Вследствие этого отпадения, многие европейские народы почувствовали на себе смрадное дыхание грядущих политических катаклизмов: естественно, стала нарастать реакция на агрессивный натиск марксизма. Идее разжигания внутринациональной розни в разных странах противопоставляется чувство национальной сплоченности. В основе этого чувства лежат «кровь» и «почва». «Кровь» — это неразрывные родственные узы, из которых и складывается историческая общность — народ. А «почва» — это история организации жизни данного народа на конкретной территории. Само собой разумеется, что история дополняется различными красивыми легендами, сказаниями, а также вымыслами и прочими баснями.
Фашистские партии (или партии национального единства) возникают не столько из-за непродуманных Версальских соглашений, старавшихся подвести черту Великой войне, сколько из-за осознания европейцами того, что мировая война отнюдь не завершилась, потому что возникла новая сила, претендующая на мировое господство. Эта сила уже захватила власть в России и стремится подмять под себя всю Европу. Италия не входила в число стран, потерпевших поражение в Великой войне, но партия «волевого энтузиазма» стала первой из фашистских организаций, которая пришла к власти на европейском континенте.
А в Баварии, где марксисты предприняли наиболее энергичные и кровавые попытки установления своего режима, зарождается национал-социализм, перпендикулярный по отношению к интернационал-социализму. Профашистские кружки и организации возникают во всех странах Северной и Западной Европы, а также в Северной Америке, хотя и не везде оформляются в виде политических партий. Русская эмиграция также создает организации подобного толка, как в Европе, так и на Дальнем Востоке (в Китае). Именно белоэмигранты публикуют текст «Протоколов сионских мудрецов», а установившийся в России режим, относят к «новому средневековью»: правящую верхушку, засевшую в московском кремле, белоэмигранты нарекают «какоскратией».
К русским людям (а таковыми считают всех беженцев от репрессий в России) в подавляющем большинстве стран относятся сочувственно. Отдельные представители «белой» эмиграции становятся крупными изобретателями (Зворыкин), создателями новых направлений научных исследований (Сорокин), уважаемыми университетскими профессорами (Новгородцев), знаменитыми композиторами (Стравинский), балетмейстерами (Фокин), организаторами первых Домов модной одежды (кн. Юсупов), известными мыслителями (Бердяев), прославленными беллетристами (Бунин), выдающимися кораблестроителями (Юркевич). К каждому из вышеперечисленных имен можно приставить десятки других имен талантливых конструкторов, режиссеров, композиторов, литераторов, философов.
Если в России люди подобного калибра подвергались жесточайшей дискриминации (их расстреливали, содержали в тюрьмах и концлагерях, в лучшем случае, изгоняли из крупных городов в провинциальную глушь), то в Европе возникла настоящая мода на русскую культуру. Признаки зарождения этой моды проступили еще в начале XX в., но ее пик, как раз пришелся на начало 20-х годов. Особым пиететом пользовались творческие наследия таких писателей, как Достоевский, Л. Толстой, Чехов, а русские балерины считались непревзойденными танцовщицами и прима-красавицами. Признавая огромный вклад русской культуры в сокровищницу греко-христианского мира, Европа, таким образом, демонстрировала свое неприятие всем тем процессам, которые получили развитие в России, пребывающей под игом марксистов. Универсальный мир и карликовый мир обнаруживали между собой зияющие пропасти. Многотиражная газета «Правда» несла с собой правду и только правду антимира, а в Европе эта газета воспринималась как вместилище откровенной лжи. Любые успехи белой эмиграции на чужбине расценивались в Советской России в качестве неоспоримых признаков загнивания всего «старого мира».