У некоторых «прирожденных» марксистов, очевидцев постепенного разворота от всемерного раздувания «мирового пожара» к созданию первого в мире государства рабочих и крестьян, возникали ассоциации, связанные с возрождением Хазарии, сокрушенной в X в. русским князем Святославом Храбрым. Эти ассоциации еще более ожесточали сердца потомков ашкенази и придавали им дополнительной энергии в борьбе с «врагами революции». Ведь от старой Хазарии ровным счетом ничего не осталось: все было стерто. Но наступило время, когда Россия должна испытать участь погибшей Хазарии. Россия должна быть уничтожена до основания, проклята и забыта, а на ее месте воздвигнется новый каганат, подданные которого всей своей жизнью до последнего вздоха будут чтить закон смены общественно-экономических формаций, настаивающий на полном исчезновении христианских империй.
Разумеется, пылкие фантазии у многих «преобразователей мира» имели и более глубокие корни, нежели расплывчатые воспоминания о некогда существовавшем прикаспийском государстве. Именно истокам советской действительности посвятил свой знаменитый роман М. Булгаков, где сопоставляются события, происходящие в Иерусалиме двухтысячелетней давности и события в современной писателю Москве. Столица молодого советского государства видится М. Булгакову новым Иерусалимом, в котором неодолимое зло опять справляет свои триумфы. А Мастеру, как носителю Слова, уготованы место в дурдоме и бесславная смерть. Обозначена конечная станция в историческом маршруте христианства, которое начало свой путь от страшной Голгофы и завершило свой путь в городе, где сатана справляет грандиозный бал. Когда М. Булгаков создавал свой великий роман, он не мог не думать о себе, а точнее о том, зачем родился и зачем живет на белом свете? Куда движется во времени и что ждет его впереди? Это очень личный роман о постигшем писателя неизбывном разочаровании. Суть этого разочарования заключается в следующем.
Когда Назарянин возвещал: «Грядет царствие Божие!», — то, тем самым, настаивал на преодолении и последующем сокрушении ига иудаизма. Однако Мессию казнили и за минувшие пару тысяч лет Он почему-то не снизошел к людям, и вместе с ним так и не пришло обещанное «царствие Божие». А вот дьявол явился во всем своем всемогуществе в окружении алчных и кровожадных приспешников, утверждая горькую правду о том, что любая победа Добра скоротечна, а власть Зла — вековечна.
Строительство нового мира — это путь, по которому евреи возвращались в возрожденный Иерусалим, в тот самый город, из которого некогда были изгнаны имперским народом. Мавзолей на Красной площади можно воспринимать в качестве ядовитого шипа, воткнутого в сердце русского города. Но в этом зиккурате нетрудно увидеть и восстановление культовых построек, присущих древнему семитскому миру. Поразительно, но М. Булгаков, будучи маргиналом советского общества, в одном романе сумел рассказать о той эпохе гораздо больше, нежели сотни романов-эпопей созданных тружениками агитпропа, а также, нежели тысячи постановлений, решений и прочих официальных документов. Оказавшись в плену бездушного государства, он, тем не менее, всей своей жизнью убедительно доказал, что живое слово бессмертно. Да, живое слово может быть тихим, как голос совести или как признание в любви, но в нем присутствует свет истины и такой свет не меркнет со сменой эпох и политических режимов.
И все же есть определенные основания полагать, что воображение ряда видных большевиков достигало более глубоких пластов прошлого, нежели времена страшной казни Спасителя. Величие Ленина в глазах «прирожденных» марксистов вполне было сопоставимо с легендарным Давидом, который не только сразил метким ударом Голиафа, но и взял штурмом Иерусалим. Вследствие этого победоносного штурма, пастухи и бродяги, презираемые филистимлянами, стали уважаемыми горожанами, а сами филистимляне неуклонно утрачивали свои позиции и становились никчемными изгоями. Множество явных примет и тайных знаков красноречиво указывало «прирожденным» марксистам на то, что восприемником «заветов Ильича» должен стать человек, способный возвыситься до легендарного Соломона. Более подходящей фигуры, нежели Троцкий, для подобной роли трудно было подыскать. Лейба Бронштейн был готов к столь почетной исторической миссии. Ему оставалось только набраться терпения и ждать приглашения возглавить партию, а вместе с ней и все советское государство. Весь алгоритм предшествующих судьбоносных событий был «заточен» на подобное вхождение во власть правителя, мудрость которого превзойдет суммарные интеллектуальные усилия правителей всех других государств. Но, как это уже не раз случалось с ожиданиями «прирожденных» марксистов, лидером советского государства стал другой человек — Сталин. Конечно, он не мог изменить сакральную роль своего лидерства, но, тем не менее, оккупационный режим под его руководством начал понемногу трансформироваться.