Примерно также рассуждали пытливые ученые-энергетики, примериваясь к тому, как бы силу могучих рек преобразовать в постоянный источник электроэнергии. Схожим образом думали и мелиораторы, рисуя на серой, скверной бумаге эскизы каналов, призванных превратить засушливые степи в житницы, а бесплодные пустыни — в цветущие сады. Преобразование мира вполне органично сочеталось с задачами превращения слитного потока жизни в энергию электрическую, как и с принципиальными изменениями проторенного русла реки жизни, а точнее с отведениями от того русла различных каналов.
Уже Ленину, под закат его напряженной политической деятельности, стало понятно, что невозможно в обозримой перспективе извести «стомильонный народ», а следует как-то приноровиться управлять этим народом. Залогом своего властвования «вождь мирового пролетариата» видел неустанное расчленение, раздробление русского общества, но все грезы вождя о «светлом завтра» были оторваны от действительности. Он непоколебимо верил в то, что вместе со своей «гвардией», (в «гвардию» входили большевики еще до «октябрьского» призыва) проложит путь в то прекрасное грядущее. Не случайно Г. Уэллс нарек его «кремлевским мечтателем».
Сталин не отличался взвинчено-эмоциональной речистостью, способной зажечь толпу на какую-нибудь многошумную акцию-манифестацию, но был от природы сообразителен, а приобретенный с годами опыт боевика-экспроприатора добавил его действиям выверенной расчетливости. Будучи убежденным противником царского режима, он в свои молодые годы не мог не замечать, как быстро развивается экономика России, как наполняется людьми за счет невиданного доселе прироста населения. Страна переживала очевидный творческий подъем, который вызревал в ее недрах на протяжении многих веков. Этот подъем и привел Россию к «февралю», после которого разразился хаос, оказавшийся столь благоприятным для «октября». Именно благодаря «октябрю», он, сын пьяницы-сапожника, недоучившийся семинарист, каторжник стал самым влиятельным человеком в разрушенной стране. Но хаос не может длиться вечно, его необходимо укрощать. И после десятилетнего перерыва сложились благоприятные предпосылки, чтобы возобновить тот творческий подъем, очевидцем коего Сталин явлился в молодости. Для этого требовалось собрать плодотворных, дееспособных людей, не уехавших за границу и не погибших в хаосе. По возможности, следовало приглашать и талантливых иностранцев, причем, приглашать на самых привлекательных для них условиях. Тогда можно будет направить созидательную энергию тех людей в новое русло, позволяющее превратить их интеллектуальную мощь в электричество, в механизмы, в новые виды оружия, в новые сорта злаков и в новые, невиданные доселе материалы.
Революционный потенциал «февраля», пусть и в малой своей доле, но укрепил численно партию и авторитет Сталина в партийных рядах в качестве настойчивого и последовательного борца с «шовинизмами». Та молодежь, которая вначале своей общественно-политической деятельности относилась к безалаберным анархистам или к запальчивым националистам, вовлекаясь в политическую борьбу под руководством Сталина, быстро дисциплинировалась и проникалась идеями интернационализма. А ведь могли оказаться в рядах «контры» и пойти в «расход». Вместо акций ликвидации, Сталин стремился пускать людей в «дело». Он хотел воспользоваться тем творческим подъемом, который переживала Россия до мировой войны, и который резко пошел на убыль в лихолетья социальных бурь. Необходимо было незамедлительно восстановить тот подъем, придав ему иную направленность. Не православную империю должны возвышать люди своим трудом и вдохновением, а первое в мире государство рабочих и крестьян. Сталин искренне верил в то, что люди, в своем подавляющем большинстве, поддаются перевоспитанию, переплавке, переделке. В конце концов, человека под страхом смерти можно заставить делать все что угодно — это наглядно показал опыт гражданской войны.
Ассоциирующая сила воображения Сталина вряд ли уводила его в столь отдаленные во времени эпохи, когда только-только возникала из небытия княжеская Русь, или в еще более древние времена, когда проступило из небытия недолговечное государство Израиль. Лидер недавно созданного СССР был всецело поглощен проблемами «текущего момента» и мыслил не столь историческими аналогиями или моральными императивами, а реальными массами, потоками, армиями. Конечно, и у него были образцы для подражания, но вряд ли к ним относились только Ленин или Маркс. Скорее всего, он был скрытым бонапартистом. Именно в ходе его политического возвышения в СССР появляются маршалы (люди Марса), военачальники особого покроя, которыми был столь влиятелен и значителен Бонапарт. Как и Наполеон, Сталин полагал, что великие планы не могут реализовываться без великих жертв, но потомки должны понять и принять теневую сторону немеркнущих исторических побед. Возможно, в своих решениях и действиях он и не оглядывался на «корсиканца», своей отвагой и решительностью, пробившего дорогу к вершинам власти, но, безусловно, оценивал себя в качестве дальновидного полководца-стратега. Подобная высокая самооценка могла появиться у Сталина, не имевшего ни военного опыта, ни соответствующего образования, ни выправки, в ходе боевых действий Красной армии против польских войск. Он — единственный из видных партийцев не одобрял эскалацию войны против Польши, но прекрасно видел то, что лидеры партии пребывают в эйфории от успехов развязанной ими же междоусобицы на территории России. «Польская кампания» постыдно провалилась, но именно ее провал и позволил Сталину значительно повысить собственную самооценку. В своих глазах он оставался единственным человеком с «трезвой головой», способным заблаговременно видеть предстоящие трудности и сложности, в то время, как его соратникам по партии таких свойств явно недоставало. Провал военной операции в Польше позволил Сталину усомниться в непогрешимости Ленина и Троцкого, как и в полководческих талантах Тухачевского, Блюхера и прочих прославленных агитпропом командиров той эпохи. Все эти командиры сделали головокружительную карьеру на его глазах: были «унтерами» на фронтах мировой войны, а стали командовать армиями на фронтах войны гражданской. Такая практика подсказывала ему, что из любого смышленого паренька в краткие сроки можно вылепить «генерала». И дальнейшее развитие событий в СССР, в частности, уже упоминавшаяся борьба с «шовинизмами», только укрепляла Сталина во мнении, что он — стратег, а его ближайшие сподвижники, в лучшем случае, тактики, а в худшем — жалкие фантазеры, свихнувшиеся на идее раздувания «мирового пожара». Вступив в борьбу за лидерство в партии, он почувствовал, что способен создавать многоходовые комбинации, которые приводили к росту его влияния, как в самой партии, так и среди населения СССР.