А враг народа уклонялся от выполнения подобных обязанностей или выполнял их спустя рукава, или все делал вроде бы хорошо, но одновременно собирал данные, занимаясь шпионской деятельностью. Он завидовал величавой поступи советского строя и радовался любым временным трудностям, неизбежно возникающим в ходе строительства коммунизма. «Враг народа» — это вердикт, схожий с обвинениями в ереси или в колдовстве в средние века. Стоит подобный вердикт огласить и сразу же коллективное мнение поддерживает эту огласку, а вокруг бедолаги, подпавшего под действие столь сурового приговора, образуется «мертвая зона». Бедняга мгновенно выпадает из всей системы социальных отношений, обречен на исчезновение, и никто не смеет даже взглядом посочувствовать ему. Он быстро утрачивает человеческий облик, становится кожаным мешком, набитым переломанными костями или «строительным мусором». «Врагом» может стать любой человек: бухгалтер заготовительной конторы и «недобитая белая сволочь», известный режиссер и начинающий художник.
Неустанное выявление коварных врагов дисциплинирует все общество, мобилизует его энергию на ударные направления и стройки, поднимает уровень политической сознательности и общественной активности. Каждый гражданин, проживающий на территории СССР, должен стремиться к тому, чтобы заслужить почетное звание — «советский человек», а для этого ему необходимо неустанно и ревностно доказывать свою полезность требовательному государству.
Вся страна превращена в гигантскую селективную станцию, где денно и нощно идет отбраковка негодного материала, сортировка годного и дополнительный отсев. Наряду с демонстративными акциями и судилищами происходит и скрытый отбор, в ходе которого люди пропадают самым таинственным образом, и никто не может внятно объяснить: что с ними произошло, и где они находятся? Селекторами являются «люди в галифе», но есть немало и тех, кто в штатском. Не жалея своих сил, они усердно трудятся над «человеческим материалом» достойным «светлого будущего». Работы — непочатый край. Ведь Россия — это сплошная «не поднятая целина». Но селекционеры не унывают. Они живут во имя того самого «светлого будущего», приближают его наступление, как могут, как умеют, как у них это получается. А когда и к ним, другие «люди в галифе» предъявляют обвинения в «шпионаже» или «вредительстве», селекционеры-неудачники даже не возражают. Если прежде были неисповедимы пути Господни, то почему же все действия советского государства должны быть понятны и объяснимы. Эти действия следует просто принимать, как грозу на небе, как карстовый провал под ногами или как проявление высшей воли.
Входящая во взрослую жизнь молодежь была уверена в том, что вся история человечества началась с 1917 г., а до этого имела место длительная цепь заблуждений, в ходе которой наивные люди только напрасно тратили свои силы и свои жизни. Не пристало человеку, устремленному в будущее, всматриваться в позорное прошлое и тем более восторгаться «буржуазными» достижениями науки и техники. А об искусствах тех давних эпох и говорить было нечего, потому что они насквозь пропитаны церковным ладаном и только дурманили мозги недалеким верующим людям. Но, наконец-то, пробил звездный час, наступило торжество истины (в октябре 1917 г.) и люди прозрели: теперь они четко знают, что их ждет впереди — гармоничное коммунистическое общество, в котором изобилие материальных благ станет столь же естественным, как и воздух в небе или вода в реках и озерах.
Однако не следует забывать, что после всех эмиграций, расчленений общества по территориям, после всех экспроприаций и конфискаций, а также экскрементаций православных святынь, после всех экзекуций «паразитических классов» в стране оставалось немало людей, которые хорошо помнили ту Россию, столь скоротечно ставшую «старой» и «никчемной». Те, кто родились на исходе прошлого века, пребывали в самом расцвете своих сил. И даже те, кто являлись сверстниками самого Сталина, еще не достигли пенсионного возраста. Что же касается самих преобразований, то первоначально они проводились преимущественно в столицах и крупных губернских центрах. Если захват власти в столицах осуществился фактически одномоментно, то дальнейшее распространение «диктатуры пролетариата» шло не столь быстро. В глухих провинциальных городках и селениях, привычный патриархальный стиль жизни практически не менялся вплоть до конца 20-х годов, когда началось планомерное массовое закрытие и разрушение воинствующими безбожниками храмов, а также обобществление крестьянских хозяйств под руководством новоиспеченных районных властей.