И многие люди, оказавшись со всех сторон обложенными правилами общежития советского государства, очень хотели вернуться в ту прежнюю Россию, любезную их сердцу и глазу. Они привыкли к шумным, пестрым ярмаркам и к крестным ходам под хоругвями, расшитыми золотыми нитями. С раннего детства их души взволнованно откликались на колокольный звон, который плыл над привольными полями и лугами. Каждое крупное село гордилось своей церковью, и сельчане не жалели средств на их строительство и внутреннее убранство. Колокольни и церкви, обычно ставили на всхолмьях, по берегам рек или озер, чтобы их можно было видеть издалека. Русским людям был хорошо знаком благоговейный трепет, когда они стояли на службах в окружении своих многочисленных родственников и соседей, а на клиросе певчие затягивали «херувимскую». И особенно им нравились праздники: Рождество, Пасха, Троица, Успенье, Покров с обильными угощениями, разудалыми плясками, кулачными боями и задорными песнопениями.
Эти люди были когда-то любимы своими матушками и папашами, тетушками и дядьями, братьями и сестрами, и, в свою очередь, любили своих матушек и папаш, своих дядьев и теток, своих братанов и сестренок. Старшие обычно присматривали за младшими, а младшие старались слушаться старших. Они помнили свои венчания и крещения своих детей, а также отпевания своих стариков. И свои первые влюбленности хорошо помнили, первые поцелуи в каком-нибудь овине или на берегу черемухового омута. Их ностальгия проистекала не только из стремления вернуть привычный уклад жизни. Сложившиеся уклады менялись и прежде, и порой довольно болезненно менялись: такова уж наша жизнь. Но кое-как пережив первую треть XX в., насельники Русской земли были до глубины души потрясены и оскорблены тем, что происходило на их глазах и что они слышали. Они любили свою Россию с ее мельницами, крупорушками, барскими усадьбами, часовенками, резными наличниками на окнах и палисадниками под окнами. Но та Россия совсем не упоминалась ни в газетах, ни по радио, а, если и упоминалась, то лишь как «бескрайнее свинство» и «царство грязи», «империя мерзости», в лучшем случае, как «отсталая страна», предназначенная для колониального раздела более сильными державами.
Никогда еще русский мир не подвергался столь жестоким унижениям. Предавались забвению достойнейшие люди и вся история русского народа. О недавно отгремевшей Первой мировой войне, если и упоминалось, то только как об «империалистической», о которой и говорить-то неприлично, и тем более неуместно вспоминать миллионы погибших и покалеченных на той страшной войне. То там, то здесь, в городах и селах гремели взрывы: то рушили церковки и величавые соборы, колокольни и часовенки, монастыри и пустыни. Кладбища превращали в парки культуры и отдыха, оборудовали там закусочные и танцплощадки, а кладбищенские храмы, где отпевали усопших, переоборудовали в кинотеатры: там с утра до вечера крутили пропагандистские фильмы.
Достаточно сравнить фотографии и кинодокументалистику тех лет с фотографиями, отстоящими от эпохи индустриализации и коллективизации на пару-тройку десятилетий назад, (например, с фотографиями Прокудина-Горского или Дмитриева), чтобы понять. какие разительные перемены произошли во внешнем облике людей и окружающей их действительности. На дореволюционных фотографиях мы видим приветливых девушек в пестрых ситцевых сарафанах и однотонных платочках, бородатых мужиков в косоворотках: крестьян, лавочников, ремесленников, матросов с речных пароходов и катеров. Также видим удивительной красоты пейзажи, опрятные деревеньки по берегам рек и, конечно же, аккуратные сельские церковки или древние величественные монастыри.
Фотографии 30-х годов производят совсем иное впечатление. Гладко выбритые для постановочных съемок лица делегатов всевозможных съездов и конференций, руководители строек социализма и передовики производства, знатные пастухи и свинарки стиснуты сверхнапряжением «героических будней». Более чем неприглядное и просто страшное настоящее они воспринимают, как трудную и опасную переправу из «постылого прошлого» в «прекрасное будущее», и каждый боится оступиться, сделать неправильный шаг и утонуть в бурунах, что крутятся слева и справа той переправы. За исключением знаменитых артистов и высшего руководства, лица людей, достойных отражения на страницах газет или кинодокументалистики тех лет, выглядят изможденными: вместо улыбок — вымученный оскал, а преждевременные морщины старят даже 30-ти летних.