Внутри бомбоубежище оказалось самым обычным подвалом, какие обычно и встречаются под зданиями дореволюционной постройки — сложенный из светлого местного камня сводчатый потолок и стены, несколько массивных перегородок, выполнявших роль несущих опор. Как именно его использовали до войны, Степан понятия не имел — возможно, хранили уголь или дрова для печей, или сносили какую-то отслужившую свое рухлядь, но сейчас ничего лишнего внутри не наблюдалось. Только сколоченные из толстых досок грубые нары-лежанки вдоль стен, на которых ютилось с полдесятка человек, все как один в военной форме. Насколько понимал старлей, персонал местной контрразведки. Не весь, понятно, а лишь те, кому не посчастливилось заночевать на рабочем месте. Под потолком горела пара тусклых электрических лампочек в решетчатых плафонах, света которых едва хватало, чтобы размывать царящую в подземелье темноту.
— Вернулся? — мрачно осведомился сидящий на ближайшей от входа лавке Шохин. — Все-таки наверх лазил? А на мой приказ тебе, значит, наплевать?
Морской пехотинец неопределенно пожал плечами, тяжело опускаясь рядом с контрразведчиком. Уложив на колени автомат, устало оперся спиной о стену. Спать, несмотря на раннее утро, хотелось просто неимоверно, пожалуй, даже больше, чем есть. Хоть сведенный голодом желудок, как скрутило еще на катере, так и не отпускало.
— С Федором что? Живой?
— Федор — это тот шофер, что нас сюда привез? — не поворачивая головы, осведомился старлей. — Если да, то нет его больше, погиб. Бомба совсем рядом рванула, он как раз разворачивался. Машина всмятку, а его чуть не напополам разорвало. Зато не мучился.
— Понял, — закаменел лицом Сергей. — Жаль, отличный парень был, давно его знаю… знал. А со зданием как? Сильно пострадало?
— Прилично. Окна, считай, по всему фасаду вышибло, да и крыше досталось. В комнатах, полагаю, тоже не шибко весело, особенно на первом этаже.
Помолчав пару секунд, контрразведчик смущенно добавил, легонько пихнув плечом старшего лейтенанта:
— Слушай, Степа, тут такое дело… спасибо тебе, короче говоря. Ты ж мне, как ни крути, жизнь спас.
— Да кушайте на здоровье, — хмыкнул морпех. — Ты мне, кстати, тоже — там, в лесу. И не мне одному. Сами мы с теми егерями никак бы не управились. Так что квиты.
— Все шутишь? — подозрительно покосился капитан госбезопасности.
— Вот как раз сейчас говорю абсолютно серьезно, серьезнее некуда. Короче, не парься, нормально все.
— Ну, тогда ладно. А «не парься» — это вот чего значит? Присказка такая? Или ты снова на баньку намекаешь?
— Да какая уж сейчас банька. Просто выражение такое, означает «не переживай» или «не беспокойся». Оттуда, из моего вре… о-ох!..
С силой врезав локтем под ребра, Шохин зло зашипел в ухо:
— Совсем сдурел?! Говорил же, за языком следить и лишнего не болтать!
— Да кто нас тут… ладно, понял я, понял, хватит толкаться! Все, молчу, как рыба об лед!
— Вот и молчи, покуда другого приказа от старшего по званию не поступит, — зло буркнул особист, тут же, впрочем, и остывая. — Все, потопали наверх, отбой тревоги…
Несмотря на трагически начавшееся утро, следующий час оказался для Степана лучшим за всю проведенную в прошлом неделю. Нет, обещанной бани он, понятно, не дождался, однако нормально вымыться все-таки удалось. Причем, горячей водой, угу. Пока шумно плескался в местном санблоке, по счастью не пострадавшем от бомбежки, яростно, до красноты смывая с кожи многодневную грязь, Шохин принес сменку взамен задубевшей от пота и намертво въевшейся морской соли, и уже откровенно пованивающей, одежды. Нижнее белье (здесь его называли «исподним»), общевойсковая гимнастерка с галифе, стеганые брюки и легендарный ватник. Все новенькое, определенно не ношенное, с характерными заломами от долгого лежания на складе. Ко всему этому изобилию прилагался черный флотский бушлат, ушанка, вещмешок, перчатки и даже офицерская портупея без кобуры, поскольку своя имелась.
Окончательно потерявшие былой вид камуфляжные штаны контрразведчик безо всяких разговоров забрал с собой — Степан примерно догадывался, с какой именно целью, потому и спорить не стал. В принципе, понятно, там и на самом деле штампик характерный имеется, с названием фабрики, размером и, самое важное, годом выпуска. Какое-никакое, но все ж таки тоже доказательство его «иновременного» происхождения. Да и к чему морпеху это рванье, давным-давно честно отслужившее свой срок? А вот тщательно выстиранную серым хозяйственным мылом тельняшку особист разрешил оставить — особого интереса для госбезопасности она, вероятно, не представляла. Берцы, после недолгого спора, тоже, поскольку переобуваться в местные сапоги или ботинки не тянуло совершенно — как и любой успевший достаточно долго послужить человек, Алексеев хорошо знал цену удобной и разношенной обуви. В неподходящих по размеру ботинках далеко не уйдешь и боевое задание не выполнишь: боец со сбитыми в кровь ногами — уже не боец, это азы. Правда, вместо привычных носок пришлось накрутить на ноги байковые портянки, но по сравнению со всем остальным это казалось сущей мелочью…
Разобраться со всей этой грудой доставшихся на халяву шмоток удалось достаточно быстро, хоть многие элементы обмундирования (особенно полное отсутствие привычных «липучек» и застежек-«молний») поначалу и заставили почесать затылок. Но — справился. Моментально ощутив себя впервые посетившим каптерку новобранцем — необмятая форма сидела, как на корове седло, топорщась везде, где только можно и нельзя. А ведь это он еще ватник с бушлатом не надевал! Хотя полузабытое ощущение чистоты откровенно доставляло. Теперь бы еще бритву отыскать, поскольку недельная щетина, знаете ли, отнюдь не элегантная небритость а-ля Брюс Виллис — да и чешется, зараза эдакая, нещадно. Хорошо, стричься не нужно, перед самыми маневрами посетил парикмахерскую: знакомиться с местными механическими машинками не хотелось от слова совсем…
Кстати, любопытно, а новомодные погоны ему что, не положены? Как-то непривычно с голыми плечами служить — раньше об этом как-то не думалось, поскольку не до того было, а вот сейчас пришло в голову. О том, что он старший лейтенант, куча народа в курсе — вот и нужно поддерживать легенду. Впрочем, разберемся, наверняка, у контрразведчика на сей счет свои идеи имеются.
Шохин дожидался старшего лейтенанта, сидя на табурете в коридоре. Оглядев преобразившегося морпеха, мрачно буркнул:
— Ну, вот, хоть на человека стал похож. По-крайней мере, в первом приближении. Что так долго, быстрее не мог?
Алексеев хмыкнул:
— Ну, так, ежели бойцу предоставляется возможность нормально помыться, разве ж он ее упустит? А мы что, куда-то спешим? Мне б еще побриться, а то чистый партизан, а не кадровый офицер. Да и перекусить, откровенно говоря, не мешает, кое-кто, не будем тыкать пальцем, обещал накормить от пуза.
— Ох, сколько ж ты все-таки болтаешь, — вздохнул контрразведчик, размышляя о чем-то своем. — Ладно, сейчас организуем что-нибудь, у меня тоже со вчерашнего вечера маковой росинки во рту не было. Разносолов, не обещаю, но горяченького точно поедим. Согласен?
— Кто бы спорил, только не я, — пожал плечами Степан, подхватывая сидор и верхнюю одежду. На душе было на удивление спокойно, едва ли не впервые с того момента, как он вынырнул из ледяной воды под Южной Озерейкой. Глупо, конечно, но все ж таки: несмотря на недавнюю бомбардировку, вокруг, как ни крути, свои и не нужно ежесекундно ждать какой-нибудь внезапной подлянки вроде фашистской пули или снаряда. Какой-никакой, а все же тыл. Еще бы поспать хоть немного, можно даже и на голодный желудок…
Сбившись с шага, морпех потряс внезапно потяжелевшей головой: блин, с чего это его так накрыло? Похоже, догнала-таки накопившаяся за эту сумасшедшую неделю поистине нечеловеческая усталость, и горячая вода оказалась последней каплей…
Додумать мысль Алексеев не успел. В глазах потемнело и его откровенно повело в сторону. Старлей тяжело привалился к стене, из последних сил пытаясь не потерять сознание, не вырубиться прямо так, стоя.