Изменившийся в лице особист подскочил, не позволяя упасть. Подхватив подмышки, аккуратно опустил на пол:
— Степа, ты это чего?! Что случилось? Плохо, да?
— Нор…нормально все… Да не дергай ты меня, сейчас пройдет. Просто устал, наверное, выспаться нужно.
— Точно? Может, медиков позвать? Только где ж я их тут сыщу-то?
— Да какие медики… сказал же, сейчас попустит…
Встревоженная физиономия контрразведчика окончательно расплылась, в животе стало до тошноты щекотно, и Алексеев все-таки отрубился…
В свой первый «взрослый» поход Степан пошел рано, лет в двенадцать. Пошел вместе с отцом и несколькими его армейскими товарищами. Конечно, несколькими годами позже будущий морпех понял, что называть собственно «походом» двухдневную пешую прогулку по невысоким местным горам достаточно смешно, но все необходимые атрибуты, тем не менее, присутствовали. И ночевка в палатке у загадочно журчащего всю ночь горного ручья, и тяжесть рюкзака, роль которого выполнял до белизны выгоревший под афганским солнцем батин РД-54, и кажущиеся бесконечными переходы между привалами, и ни с чем несравнимый запах свежеприготовленной на костре гречки с тушенкой…
…который, словно явившись прямиком из детских воспоминаний, и привел сейчас Алексеева в чувство…
Не открывая глаз, Степан поерзал, убеждаясь, что лежит вовсе не на жестком полу коридора, где он столь позорно вырубился, а на чем-то куда как более комфортном. Судя по негромкому скрипу пружин — на самой настоящей кровати. Да и под головой определенно подушка, тоже самая настоящая. Поскольку щекочущий обоняние восхитительный аромат, против воли заставляющий рот наполняться голодной слюной, никуда не делся, старлей решил, что самое время окончательно возвращаться в реальность. А то иди, знай, как оно дальше будет? Конечно, не исключен вариант, что это — не более чем продолжающийся сон-воспоминание о счастливом детстве… ну, так и фиг с ним. Хоть во сне пожрет по-человечески, впервые за хрен знает сколько дней…
Мельком подивившись странноватой логике собственных мыслей, Алексеев повернул голову и осмотрелся. Неярко освещенная комната с высоким, как обычно и бывает в старых домах, потолком, по центру которого — нет, вовсе не люстра, просто лампочка под полукруглым абажуром, сейчас выключенная. Пара плотно занавешенных тяжелыми светомаскирующими шторами окон. А свет тогда откуда? Ага, настольная лампа, в полном соответствии с названием стоящая на краю стола. Самого обычного двухтумбового письменного стола, разве что излишне массивного, как и принято в этом времени, когда еще не экономили на материалах, и вещи делались если и не на века, то уж на парочку поколений — точно. Ну да, ведь даже само понятие «общество потребления» с его одноразовыми вещами появится только спустя добрых полвека…
Возле лампы — круглый солдатский котелок, накрытая салфеткой, под которой угадывается что-то угловатое, видимо, нарезанный ломтями хлеб, тарелка и алюминиевый чайник. Ну, и финальным штрихом внушающего нешуточный оптимизм натюрморта «кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста» — уткнувшийся лбом в сцепленные руки капитан госбезопасности, очень на то похоже, в этой позе и задремавший. Прикинув, что если локти Шохина вдруг разъедутся, то головой он неминуемо сбросит на пол котелок, да еще и об чайник умным лбом приложится, Степан решил обезопасить товарища от столь печальной участи. Тем более, под угрозой уничтожения оказался его собственный то ли завтрак, то ли обед. «Или ужин», — подсказал отоспавшийся вместе с хозяином внутренний голос. — «Ты ж не в курсе, сколько времени продрых? И на часики не поглядишь, поскольку нету их, фрицы сперли, клептоманы еврогейские».
Решительно сев на протяжно заскрежетавшей койке, Алексеев убедился, что он по-прежнему в гимнастерке и галифе. А вот берцы с него кто-то стянул, аккуратно пристроив рядышком и накрыв голенища портянками.
Разбуженный шумом контрразведчик поднял голову, с силой проведя по лицу ладонью:
— А, очнулся, наконец? Хорош же ты дрыхнуть, старлей, завидую прямо! Почти пять часов как с куста, только похрапывал. Выспался?
— Да, пожалуй, что… — тактично отозвался морпех, прислушиваясь к собственным ощущениям. Последние откровенно радовали: похоже, он и на самом деле отдохнул. Причем, куда лучше, нежели в палатке санбата, где он познакомился с одной из легенд Малой земли, санинструктором Тамарой Ролевой. Той самой, которой Аникеев собирался подарить доставшийся от убитого хера майора трофейный пистолет. И неважно, что там он провалялся в отключке куда дольше, почти половину суток: тогда была контузия или просто сработавший от перенапряжения «внутренний предохранитель», а сейчас — полноценный сон. Так что чувствовал себя Степан вполне выспавшимся и полным сил.
Вот только голод, собака, так никуда и не делся, только усилился, подстегнутый заманчивым запахом. Который, хотелось надеяться, ему все таки не приснился…
— Ну и хорошо, тогда обувайся да двигай к столу, — широко зевнув, сообщил Шохин. — Каша еще не совсем простыла, я ее меньше часа назад притащил. В тарелке хлеб, а кипяточку я сейчас нового раздобуду, горячего чаю попьем. А после уж за работу.
— За работу? — возясь со шнурками, без особого интереса осведомился старлей.
— А ты как думал? — пожал плечами контрразведчик, поднимаясь на ноги. — Я тебе и бумаги чуть не цельную пачку раздобыл, и прочие, так сказать, писчие принадлежности. Так что придется все то, о чем ты мне на катере рассказывал, в печатном виде изложить. Ну, и все остальное, разумеется, тоже. Отдохнуть ты отдохнул, сейчас еще и покушаешь. Да и времени-то всего пять вечера. Не против, надеюсь?
— Не против, — тяжело вздохнув, смирился с неизбежным морской пехотинец. И добавил вдогонку внезапно пришедшей в голову мысли:
— Слушай, Серега, а пишущей машинки тут не имеется? Может, я сразу напечатаю?
На самом деле, на печатной машинке старлей никогда не работал, да и видел в реальности буквально пару раз, однако прикинул, что ее клавиатура, скорее всего, должна худо-бедно соответствовать привычной компьютерной раскладке. Вроде бы даже в интернете о чем-то подобном краем глаза читал. Так что и время сэкономит, и проблем с его, мягко говоря, не шибко разборчивым почерком, не будет. Ну, теоретически, понятно…
— То есть, ты и на пишмашинке работать умеешь? — Шохин, покачивая чайником, озадаченно замер возле двери.
Никакого недоверия в его голосе не отмечалось. Приняв, как должное тот факт, что Алексеев, скорее всего, и на самом деле попал сюда из нереально-далекого будущего (кое-какие сомнения и нестыковки, понятно, имелись, но озвучивать их капитан пока не спешил, поскольку всему свое время), он вполне допускал, что тот знаком с большинством технических приборов прошлого. Вон, как ту же «Энигму» с ходу опознал! Ну, не может же так случиться, чтобы там, в будущем, где технический прогресс, наверняка достиг поистине немыслимых высот, кадровый офицер не был обучен пользоваться обычной пишмашиной?! Даже он умеет — правда, всего двумя пальцами по клавишам барабанит, — но умеет же? А у них эти самые машины, поди, и вовсе какие-нибудь электрические. Сунул вилку в розетку, и пиши хоть рапорт, хоть мемуары! Кстати, любопытно, свершилась у них в двадцать первом веке Мировая революция, или пролетариат все еще борется с гнетом капитала и прочего империализма? Там, на катере, спросить об этом как-то ни времени, ни возможности, не имелось.
— Ну, как сказать… — смутился морпех, даже не подозревая, о чем размышляет контрразведчик. А если бы каким-либо образом узнал, то сильно напрягся, пожалуй, даже с приставкой «очень». Поскольку даже приблизительно не мог представить, как отреагирует Шохин на информацию о том, что его страны больше просто не существует. Там, на борту морского охотника, Степан по всей форме так и не представился, просто к слову не пришлось — сначала его неожиданное признание, затем непростой разговор и внезапная атака немецких торпедных катеров. И непонятное с точки зрения советского офицера сороковых годов словосочетание «Российская Федерация» вместо привычного «РСФСР» так и не прозвучало…