Вторая хихикнула, добавив:
— Тань, так они, наверное, попаданцы! Путешественники во времени. С войны к нам попали, разве не видишь, какая на них форма? Хотя, может, просто кино снимают, а мы и не в курсе.
— Ой, Машка, какая ж ты умная, недаром на историческом учишься! — поддержала шутку подруги первая девушка. — Точно, они из будущего… тьфу, ну, то есть, из прошлого, поскольку на киноактеров как-то непохожи, малохольные какие-то! Все, до свиданьичка, поболтали-разбежались! Дорогу освободите!
«А вот это было обидно», — угрюмо подумал Степан, молча отступая в сторону. — «Хотя и смешно вышло: знала б ты, Машка-с-истфака, насколько точно угадала! Ладно, облом, так облом».
— Простите, барышни, — внезапно вклинился в разговор контрразведчик. — Ну, что ж вы так неласково-то? Обзываетесь, грубите, почем зря, — Шохин широко улыбнулся. — У нас с товарищем и на самом деле возникла определенная проблема, просто он, вероятно, избрал не самый подходящий стиль поведения. Видите ли, мы… военные реконструкторы (крохотную паузу перед непонятным словосочетанием заметил только старлей), места для нас новые, вот и потерялись. Нам бы наших товарищей из… исторического клуба найти, да связи нет. Не подскажете, откуда здесь позвонить можно? Нам бы только нашему… командиру доложиться, а уж он подскажет, куда дальше двигаться. Поможете?
Девушки чуть смущенно переглянулись, причем, Степан отчего-то был совершенно уверен, что о том, кто именно такие эти самые «военные реконструкторы», в курсе лишь одна из них, та самая, что учится на историческом.
Собственно, она и заговорила:
— Так бы сразу и сказали, а то «красавицы», «водичка супер»… извините, ребята, мы ж решили, что вы просто клеитесь, причем, откровенно по-дурацки. Так вам просто телефон нужен?
— Вообще-то да, — буркнул Алексеев, стараясь не встречаться взглядом с ухмыляющимся контрразведчиком. — Всего один звонок, местному оператору, понятно.
— Так звоните, — улыбнулась Мария, протягивая смартфон. — Сейчас пароль сниму. Все, держите. Я, кстати, один раз в реконе участвовала, два года назад, медсестрой была. Прикольно, конечно, но не мое. А вы, я так понимаю, за наших морских пехотинцев играете, десант на Малую землю? Не знала, что у вас сборы в этих краях.
— Угу, — не стал вдаваться в ненужные подробности старлей, торопливо набивая номер командира поискового отряда. — Морская пехота, февраль сорок третьего. А рекон на днях состоится, пока мы так, места присматривали, да вот случайно от ребят отстали.
— Понятно, — кивнула девушка. — Ладно, разговаривайте, не стану мешать. Таньк, давай в сторонку отойдем, пусть ребята нормально поговорят. Что? Потом объясню, помнишь, я фотки показывала, ну, где я в военной форме и с сумкой с красным крестом?..
Вызов Виктор Егорович принял на пятом гудке:
— Слушаю?
— Егорыч, здоров. Это старлей Алексеев, узнал? Нужна твоя помощь, причем вот прямо сейчас. «Воздух».
Телефонная трубка издала непередаваемый звук, нечто среднее между сдавленным кашлем и глухим бульканьем:
— Степа, ты?! Живой?! Твою ж мать! Я ж ведь с твоим батей неделю назад пузырь за упокой раздавил…
— Егорыч, оставить лирику! Сможешь меня забрать на тачке, причем, как можно скорее? У меня ни документов, ни нормальной одежды. Только я понятия не имею, где нахожусь. Хотя, сейчас, погоди секунду, есть вариант. Но сперва на один вопрос ответь — день Победы мы когда празднуем?
— Че…чего?!
— Просто ответь. Потом все объясню.
— Девятого мая, когда ж еще? Степа, ты там, часом, башкой не ударялся?
— Да не важно. Только ты не до конца ответил: девятого мая какого года мы Берлин взяли?
— Сорок пятого, — коротко бросил поисковик, видимо, решив больше уже ничему не удивляться.
— Отлично! Передаю трубу, слушай, как нас отыскать.
Жестом подозвав Машу, морпех протянул ей телефон:
— Сможете объяснить нашему командиру, куда за нами подъехать? А то мы, как уже говорил, люди неместные, документы украли, да и пить так хочется, что переночевать негде. Спасибо огромное, век не забуду!
— Без проблем, — вполне по-доброму улыбнулась девушка, прижимая трубку к розовому ушку с бирюзовой капелькой недорогой сережки. — Здравствуйте, меня Марией зовут…
— Ну, вот и все, идите до перекрестка, тут недалеко, всего с полкилометра, и ждите у заправки, там вас и подберут.
И, секунду поколебавшись, добавила, внезапно перейдя на «ты»:
— А звать-то тебя как, попаданец?
— Степаном, — автоматически ответил тот, ощутив, как отчего-то полыхнули жаром щеки. Или просто солнцем напекло — там, на плацдарме, было куда как прохладнее. — Степан Алексеев, старший лейтенант морской пехоты.
— Вот и познакомились. Ну, что ж, прощай, старший лейтенант Степан Алексеев, больше не теряйся в незнакомых местах! Поки-поки! Пошли, Таньк, чего застыла!
— А у меня даже имени не спросили, — с непонятным выражением пробормотал Шохин, глядя вслед уходящим пляжницам. — Кстати, тут кто-то, помнится, предлагал молчать и ни во что не вмешиваться?
— Да иди ты, Серега… ну, ладно, ладно, ты меня сделал, как салагу! Был категорически не прав, ошибся, не просчитал ситуацию, виноват, готов понести — и все такое прочее. Достаточно?
— Вполне, — самодовольно ухмыльнулся контрразведчик, вытирая налипший на ступню песок о штанину. — Потопали искать этот самый перекресток. И кстати, насчет реконструкторов и местной телефонной связи ты мне все самым подробнейшим образом объяснишь.
— Объясню, понятное дело, — кисло согласился Алексеев, с тяжелым вздохом прикинув, сколько всего ему придется объяснять в самое ближайшее время. — Слушай, но как у тебя получилось-то?!
— Так в моей работе самое главное — к каждому свой подход отыскать, без этого никак. Азы, так сказать. Твой не сработал, вот я и попробовал иначе. Ладно, пошли… салага…
Глава 2
БУДУЩЕЕ. ПЕРВЫЕ ШАГИ
Новороссийск, наши дни
Виктор Егорович появился минут через сорок, когда охранник местной заправки уже начал подозрительно коситься на двоих устроившихся в тенечке мужиков в непонятной одежде. Подходить, правда, не стал, поскольку на бомжей или наркоманов они не походили, да и вели себя прилично, о чем-то негромко разговаривая. Пока дожидались командира поискового отряда, Степан успел вкратце ввести товарища в курс дела касательно военных реконструкторов и местной мобильной связи.
Первое контрразведчика заинтересовало не особо — что называется, просто принял к сведению, раздраженно пожав плечами:
— Баловство, да и только! Коль так уж хочется с оружием да в военной форме побегать, так и оставались бы на сверхсрочную, или в офицерское училище поступали. А этих, которые в фашистов переодеваются, я вообще не понимаю: это ж как можно добровольно на себя ихнюю форму напялить, особенно, эсэсовскую?! Они ж их собственных предков четыре года убивали, деревни со всем населением жгли, города в щебень бомбами разносили! Про концлагеря я и вовсе молчу. Прости, старшой, это как-то выше моего понимания.
— А как же киноактеры? Им ведь тоже приходится в немцев переодеваться? Или, допустим, в белогвардейцев?
— Ты хрен с пальцем не путай! — зло отрезал Шохин. — Кино — это одно, а все, про что ты мне сейчас порассказал, совершенно другое! Актеры роль отыграют, форму мерзкую скинут, да и забудут. Сегодня немцем был, а завтра, коль режиссер так решит, красноармейцем стал. А эти… они ж ведь по собственной воле, по желанию своему за врага выступают! И не спорь, без того на душе противно!
— Даже не собирался, — задумчиво хмыкнул Алексеев, поскольку и сам, откровенно говоря, во многом разделял мнение товарища. Слишком уж страшную цену заплатила его страна за Победу. По крайней мере, лично он — увлекись вдруг военной реконструкцией, — уж точно не решился бы обрядиться в фельдграу. Нет, не потому, что еще буквально вчера всеми доступными способами уничтожал носителей этой самой формы, вовсе нет. Просто память сгинувших на той войне прадедов и собственная совесть бы не позволили. Да еще, наверное, хранящиеся у бабушки скромные солдатские медали его второго прадеда, того самого, что погиб в сорок четвертом при освобождении Крыма…