«А ведь хрен он в этот раз промажет», — отстраненно подумал Степан, помогая бойцам подняться на борт катера. — «Вот сейчас воткнет нам полсотни кэгэ тротила в палубу, и привет. Ну, или «амба», как морячки выражовываются. Мы-то с пацанами, скорее всего, в свое время вернемся, хоть и не факт, а вот с остальными как быть? Неужто та фотка из поискового музея пророческой окажется? И ведь не изменишь ничего… по-крайней мере, я уж точно ничего изменить не могу…».
Изменить все, как выяснилось в следующее мгновение, оказалось под силу зенитчикам. Кто именно в него попал, старлей так и не понял, скорее всего, наводчик одной из 61-К, но капот «Юнкерса» внезапно словно бы лопнул, разлетевшись какими-то дымными клочьями. И кувыркнувшийся через крыло Ю-87, так и не выйдя из последнего в жизни пике, воткнулся в линию прибоя метрах в ста от катера. На месте падения вспух роскошный огненный куст мощного взрыва, горячая и воняющая сгоревшей взрывчаткой и бензином волна от которого докатилась до заворожено наблюдавших за происходящим морпехов.
«Узнаю, кто именно попал — однозначно проставлюсь. И «люгер» со штык-ножом подарю, за такое не жалко», — мелькнула краем сознания следующая мысль. — «Охренеть, блин, я-то думал, такое только в фильмах бывает, а оно вон как вышло…».
Поднявшись вместе с остальными морпехами на борт «охотника», тут же рванувшегося от причала на всех парах, и возясь с потерявшим сознание Вешняковым, старлей наткнулся на растерянный взгляд помогавшего ему старшины. Не совсем понимая, в чем дело, вопросительно дернул подбородком.
— Как же нам-то теперь, а, командир? — верно истолковал его жест Левчук. — Нам ведь вас проводить, да вернуться приказано было, а оно вона как вышло?
— Как быть? — рассеянно переспросил Степан, вылущивая из ячейки аптечки шприц-тюбик с противошоковым. — Да пока никак. Догоним бэдэка, перейдем на борт, свяжемся с Кузьминым да проясним ситуацию, делов-то. Или можно, вон, мореманов попросить, радиостанция на борту наверняка имеется. А сейчас помогай, Семен Ильич, пока пацан кровью не истек. Ты, помнится, получше меня во всяких перевязках понимаешь — вон как меня в Южной Озерейке грамотно перебинтовал. Только я ему сперва вот этот укольчик поставлю…..
Глава 12
РЕТРОСПЕКТИВА
Москва, Кремль, 19 февраля 1943 года
Разговор в высоком — выше некуда — кабинете длился уже третий час. Несколько раз Поскребышев приносил чай с печеньем и бутерброды. Сначала Шохин жутко стеснялся, прихлебывая крохотными глоточками ароматный напиток и не прикасаясь к еде — жевать в присутствии Самого казалось кощунственным, хоть живот и предательски бурчал, поскольку последний раз капитан госбезопасности перекусывал, да и то не особо плотно, еще в Геленджике. В конце концов, Иосифу Виссарионовичу это надоело, и он, оставив в сторонку подстаканник, с ироничной улыбкой осведомился:
— Товарищ Шохин, почему вы ничего не кушаете? Неужели, боитесь, что товарищ Сталин хочет вас отравить? Или считаете, мне приносят некачественную колбасу?
— Никак нет, товарищ Сталин! — ошалев от услышанного, стартующей ракетой подорвался со стула контрразведчик. — Как можно?! Просто я… не очень голоден. Э-э… виноват!
Коротко дернув рукой, хозяин кабинета вернул Шохина на место и кивнул на тарелку с бутербродами:
— Я, разумеется, шучу, товарищ капитан. Но, тем не менее, перекусите, чай у товарища Сталина, конечно, отличный, но им одним сыт не будешь. А чтобы вы не так сильно стеснялись, можете считать это моим приказом.
— Слушаюсь, — Сергей робко взял один из бутербродов. Сталин же, закурив, снова вернулся к изучению доставленных из будущего документов. Точнее, сделанных на лазерном принтере распечаток, которые Шохин изначально разделил на четыре части, упаковав каждую по-отдельности. И не просто упаковав, но и надежно загерметизировав на случай попадания в морскую воду, так что с этим морпех угадал. Первая касалась основных битв Великой Отечественной войны и ее итогов, вторая — послевоенным событиям и политико-экономическому раскладу в мире до 2021 года, третья — новой военной техники, ракетного, космического и ядерного проектов. А вот четвертая?
Четвертая папка была запакована особенно надежно и лаконично озаглавлена «Особо секретно. Не вскрывать. Тов. Сталину И.В. лично в руки». Едва прочитав надпись, Иосиф Виссарионович, не задавая никаких вопросов, убрал ее в верхний ящик стола. Вторая и третья пачки распечаток оказались сдвинуты на самый край стола, а вот первая — немедленно распакована. При этом отказавшемуся от помощи Вождю пришлось потрудиться, поскольку канцелярский нож для корреспонденции оказался неспособен справиться с несколькими слоями полимерной стрейч-пленки и наложенного внахлест широкого скотча. Остановив дернувшегося, было, помочь особиста, Сталин, пробурчав под нос какую-то фразу на грузинском, воспользовался ножницами. С интересом помяв в руках снятую «упаковку», он аккуратно отложил ее в сторону, занявшись просмотром документов. В первую очередь, разумеется, уделив особое внимание событиям января-марта сорок третьего года (Сергей мысленно похвалил себя за то, что догадался не только рассортировать информацию по датам и годам, но и озаглавить каждый новый раздел).
Ну, а затем и начался тот самый разговор, что длился уже больше двух часов. И в первую очередь Иосифа Виссарионовича, как ни странно, заинтересовала вовсе не информация о грядущих сражениях. Вождь просто попросил Шохина подробно рассказать обо всем, что он видел в будущем, делая основной акцент на личные впечатления и выводы. Как одеваются, общаются и ведут себя люди, что и по каким ценам продается в магазинах, на чем ездят на работу, о чем говорят — и так далее.
Поначалу еще не освоившийся в кремлевском кабинете Сергей сильно робел, откровенно не понимая, что во всем этом может быть важного, коль на столе лежит поистине бесценная информация, способная изменить ход войны и всего послевоенного мира. Но затем до него внезапно дошло. Ведь Сталин знает, что произошло с Советским Союзом, об этом ему рассказал… ну, в смысле, написал старший лейтенант! Знает — и потому пытается понять, что именно изменилось в людях, так легко принявших эту катастрофу. И в этой оценке ему важно мнение не родившегося уже после распада СССР Степана, а исключительно человека из ЕГО времени…
И Шохин с готовностью рассказывал.
Про встреченных сразу после переноса в будущее пляжниц в нескромных одежках и мобильные телефоны. Про военных реконструкторов, за которых они себя выдавали. Про старого сапера Пчелина и поисковиков с их музеем, где обнаружился его собственный пистолет и фотография с погибшими при высадке, но все еще живыми морпехами. Про диковинные автомобили и угловатые, с огромными окнами троллейбусы. Про продуктовые и промтоварные магазины и интернет, где можно найти практически любую информацию кроме, разве что, самой секретной. Про Новороссийск и Темрюк. Про свое проникновение в расположение 382-го ОБМП, знакомство с комбатом Ткачевым и придуманный для объяснения исчезновения старлея Алексеева план. Про большой десантный корабль и ракетный фрегат, и их экипажи. В общем, много о чем рассказывал. До тех пор, пока Иосиф Виссарионович его не остановил:
— Спасибо, товарищ капитан, достаточно, я примерно понял. Теперь мне будет, о чем подумать на досуге. Отдохните, попейте чаю, вы совсем охрипли. Гм, а ведь, похоже, наши потомки не особенно-то и сожалеют о распаде Советского Союза?
— Не совсем так, товарищ Сталин, — осторожно ответил Шохин. — Те, кто постарше — однозначно сожалеют, а вот молодежь? Они выросли уже в этой стране, и просто не знают о том, как было раньше. Да, собственно, не в этом дело. Вторая папка, товарищ Сталин. Начиная с… гм… пятидесятых годов и дальше, — контрразведчик так и не смог заставить себя произнести страшную фразу «с вашей смерти». — Вам необходимо сперва ознакомиться с информацией, и лишь затем делать выводы. Вы все поймете.
— Разумеется, ознакомлюсь, — кивнул Вождь, задумчиво постукивая чубуком потухшей трубки о край пепельницы. — Но ведь есть еще и четвертая, так? Что в ней, товарищ Шохин?