Слегка растерянно взглянув на напрягшегося Куникова, произнес:
— Гитлеровцы нанесли массированный удар в направлении оборонительного рубежа в районе балки Адамовича и цементного завода «Октябрь». Ситуация крайне тяжелая, применяется бронетехника, в нескольких местах оборона уже прорвана, у нас большие потери. Угадал ты, стало быть, товарищ майор… накаркал…
Глава 14
ВЫСАДКА
Новороссийск, район цементных заводов, 23 февраля 1943 года
Глядя, как с неслышным в реве полутора десятков запущенных движков лязгом раздаются в стороны створы носовых ворот, и опускается аппарель десантного устройства, сталей Алексеев невесело усмехнулся. Что ж, вот его и накрыло очередным — которым уж по счету? — дежавю. Все это в его жизни тоже уже происходило, причем, совсем недавно. Вот только в прошлый раз происходило словно бы понарошку, когда и противник условный, и патроны холостые, и смерть кого-то из бойцов — огромное ЧП с последующим муторным выяснением обстоятельств случившегося и наказанием причастных к инциденту, а не безликая цифра в перечне безвозвратных потерь подразделения. Зато сейчас — серьезней некуда. Поскольку впереди ждал затянутый мутным маревом поставленной катерами сопровождения дымовой завесы, вспыхивающий короткими всполохами сотен разрывов восточный берег Цемесской бухты. Низкое, набухшее тяжелыми тучами предрассветное небо над которым расцвечивали трассеры пулеметных очередей и осветительные ракеты. По ушам ударил тяжелый гул канонады, пробивающийся даже сквозь наушники наглухо застегнутого шлемофона.
Исцарапанная гусеницами аппарель прошла горизонталь и с хрустом опустилась на влажную гальку. Ворвавшийся в танковый трюм ледяной февральский ветер, пахнущий йодом, сгоревшим порохом и едкой химией дымсмеси, разметал скопившиеся внутри клубы солярных выхлопов. Все, пора.
Взглянув на напряженного Никифорова, старлей хлопнул мехвода по плечу:
— Санек, вперед. Да расслабься ты, на берег же высаживаемся, плыть не придется. Ну, готов? Па-а-аехали…
Взрыкнув дизелем, «восьмидесятка» плавно тронулась с места, прокатившись по наклонному пандусу и съехав на узкий каменистый пляжик. Раскидывая колесами гальку, свернула направо; три БМП первого взвода рванули следом, освобождая дорогу бэтээру взводного-два и его бэхам, двинувшимся левее. Третий взвод высаживался последним, прикрывая «Гвоздики» и позволяя саушкам безопасно занять предусмотренную для них позицию. Последними из чрева готовящегося закрыть створы десантного устройства и отработать малый назад БДК появились бойцы в обычных для этого времени ватных куртках и шинелях, с пистолетами-пулеметами в руках, устремившиеся за бронетехникой — приданное усиление из состава стрелкового полка внутренних войск НКВД, который охранял корабль в Геленджике. Или, что скорее, не совсем усиление, а прикрытие на случай всяких разных нехороших ситуаций.
Старлей, наплевав на касающиеся безопасности наставления оставшегося на борту ротного, высунулся из люка. С удовлетворенным хмыканьем прикинув, что высадка прошла идеально — никто не заглох, не наподдал бронированным лбом в не менее бронированный зад товарища (в хорошем смысле, понятно) и не перепутал, куда именно сворачивать и на чьи габариты при этом ориентироваться. Да и временной норматив не то, что выполнили — перевыполнили, блин! Как минимум, раза в два! Вот что страх с прочей командирской накачкой-то делает: хрен бы в условиях маневров все так гладко прошло. Зато, когда знаешь, что в любой момент можешь словить в хилую противопульную броню фашистский снаряд или мину неслабого калибра — зря он, что ли, чуть не полчаса про свои покатушки на трофейном танке рассказывал?! — мозги как-то сразу встают на свои места. И ответственность появляется, и прочие боевые навыки начинают работать на уровне рефлексов.
Хотя, насчет фрицевских снарядов с прочими минами это он так, ради красного словца упомянул. После того, как по гитлеровцам тремя полными залпами в сорок стволов отработал «Град-М», а после точечно добавили скорострельные стомиллиметровые артустановки А-190-01 фрегата и малого ракетного корабля, вряд ли они вообще обратят внимание на какую-то непонятную движуху на берегу. Особенно, когда в порту происходит нечто абсолютно непонятное, больше всего похожее на подготовку к высадке морского десанта — иначе с чего б большевикам долбить по молам и береговым укреплениям торпедами и дальнобойной артиллерией? Да и непонятный корабль, если его вообще кто-то заметил в полосе поставленной дымзавесы, уже отвалил, полным ходом выходя из бухты. Странный какой-то корабль, видимо потерявший управление, и оттого едва не выбросившийся на берег. Но сегодня русским повезло, и они, осознав ошибку и ухитрившись не разворотить днище и не затонуть на мелководье, сумели уйти. Действительно повезло, что тут еще можно сказать?..
Степан усмехнулся. За неимением времени составленный буквально на коленке план высадки кое в чем напоминал то, что в его времени произошло в сентябре сорок третьего. Удар торпедами, выпущенными прорвавшимися в бухту быстроходными катерами, недолгий, но достаточно массированный артиллерийский налет… на этом совпадения, собственно говоря, и заканчивались. Но и этого должно было хватить, чтобы отвлечь фрицев, заставив их хоть ненадолго, но поверить в начало масштабной операции по освобождению города. Малоземельцы тоже в стороне не остались, сымитировав попытку прорыва со своей стороны. Судя по тому, что «Новочеркасску» удалось спокойно и без потерь выгрузить технику и людей, гитлеровцы купились, судорожно готовясь к отражению внезапной атаки на всем протяжении порядком порушенной и зияющей откровенными дырами линии обороны…
— Саня, притормози, нужно десант принять, — выйдя на общую волну, морпех продублировал приказ командирам БМП-2.
Боевые машины сбросили скорость, дожидаясь, пока нагнавшие их бойцы заберутся на броню. Убедившись, что все на борту и намертво вцепились в поручни, не собираясь сдуру падать под колеса и гусеницы, Степан разрешающе отмахнул Никифорову. Мельком подумав, что тем, кто поедет на бээмпэшках, с непривычки придется куда как сложнее, поскольку держаться там практически не за что, чай, не тридцатьчетверки последних выпусков, на которых наконец-то додумались приваривать десантные скобы. Вот, кстати, любопытно, отчего на ранних советских танках, равно как и на фрицевских панцерах, ониизначально не предусматривались? Вроде бы, возить десант на броне — более чем разумное решение? И пехоте проще, поскольку мобильность повышается, и прикроют в случае чего…
— Двигаем в заданный квадрат, это, как я понимаю, примерно вон туда. Только шибко не газуй и гляди, куда едешь, тут бои уже полгода идут, на земле всякого дерьма полно. Если покрышки порвем, никакая автоподкачка не справится. Вперед. Главное, проводника не пропустить, нас обещали встретить. Еще бы знать, как этого самого встречающего высмотреть?
В этот момент по броне несколько раз гулко стукнули затыльником приклада. Снова высунувшийся из люка Алексеев встретился взглядом с командиром отделения со знаками различия сержанта ГБ:
— Тарщ старший лейтенант, вон наш проводник, фонариком сигналит. Нужно малость правее взять, видите, где вагоны разбитые стоят? Там линия местной «железки» проходила, на карте она отмечена.
— Вижу, — кивнул Степан, припомнив, что это нагромождение сгоревших до остова, изрешеченных тысячами пуль и осколков железнодорожных вагонов, он уже видел. Не воочию, понятно, а на старых хроникальных фотографиях времен… ну, собственно, понятно, каких именно времен. Один из них, вроде бы, даже установлен в качестве памятника на местном мемориале. — И карту помню. Добро, принял. Да, сержант, если под обстрел попадем, действуем, как договаривались — мигом с брони и залегаете, мы маневрируем и прикрываем огнем. Только помните, что нам изнутри нихрена не видно, так что под колеса не суйтесь. У бээмпэ, что следом идут, обзор еще хуже, имей в виду.
— Не переживайте, товарищ командир, — хитро усмехнулся тот. — Нас сюда с Кавказа перебросили, все обстрелянные да опытные. Справимся. Еще и вас, случись что, прикроем.