И, когда Илона вышла в туалет, Андрей самым естественным образом перебрался к Имоджин.
– Я так и не поняла, darling, как называется твой город, – сказала она.
Darling ответил, наклонившись к её уху, и, не удержавшись, поцеловал её висок. Объясняя что-то на словах, что такое Волгоград, он помогал себе жестами, неизбежно касаясь при этом Имоджин. Притрагиваясь к нему, она вздрагивала и немного отстранялась, а в следующий раз прижималась плотнее, выдерживая более длительную экспозицию. Вглядываясь в её янтарно-карие глаза, вслушиваясь в её певучий венгерский говор – только за один этот говор можно было в неё влюбиться! – ощущая её лёгкие, и вместе с тем настойчивые прикосновения; Андрей сквозь откровенные попытки вызвать в нём вполне определённое желание видел своё далекое потерянное счастье, видел обретённый семейный уют, видел разгул случайных утех. Уже неспособный рассуждать и мыслить связно, он сделал монументальное обобщение – не всё ли равно!
Безмолвная группа, пронизанная напряжённым, динамическим и вместе с тем гармоничным ритмом, на какое-то время стала объектом пристального внимания официанта, принёсшего коктейли. Поставив бокалы на стол, он незаметно удалился, наблюдая за движениями каждой фигуры, неповторимыми в своей пластической исчерпывающей выразительности. Вернувшаяся Илона села рядом с Данилой и с интересом следила за подругой.
– Sweetheart… – застонала Имоджин.
Андрей положил руку на её живот, она его втянула, и он прошёлся ладонью по её лону и нащупал средним пальцем влажную дорожку.
– Продолжим в отеле.
В ответ на это она отстранилась, поднялась с места, и потянула его за руку. Они направились в сторону, противоположную выходу.
… В туалетной комнате всё произошло молниеносно. Застёгивая джинсы, Имоджин сообщила, что выйдёт через чёрный ход, а Андрея в зале ждёт неприятный сюрприз. Пойло, которое они с Илоной заказали, таксируется по цене коллекционных вин времен Австро-Венгерской империи. Возможно, их приняли не за тех девушек, – те работают на других улицах, в основном на окраине города. Те, что тусуются на Ваци, этой центровой улице, промышляют консумацией, и в их сети попадают в основном богатые лохи из отеля Кемпински – как правило, в день приезда.
Приводя себя в порядок перед зеркалом, Имоджин посмотрела влево, и, встретившись глазами с Андреем, посоветовала: если появится желание обратиться в полицию, следует звонить в службу безопасности отеля, так как районное отделение как раз крышует этот гадюшник. Когда она собралась покинуть комнату терпимости, Андрей беспомощно пробормотал: «А поговорить…» Уже взявшись за дверную ручку, Имоджин на мгновение замерла. Резко обернувшись, она порылась в сумочке, вытащила оттуда смятую салфетку, и, написав помадой телефонный номер, протянула Андрею: «Звони, поговорим, sweetheart…»
И вышла из туалета.
Андрей вернулся в зал. Илона уже испарилась, на столе лежал счёт на две тысячи долларов. Данила, откинувшись на спинку дивана, закатив глаза, пребывал в эйфории. Не обращая внимания на бумажку с астрономической суммой – какие могут быть счета в этом отстойнике – он весь отдался сладким мечтаниям. Подсев к нему, Андрей дал обстановку: девчонки развели на выпивку и исчезли, от расплаты не отвертеться, так как полиция у этих жуликов прихвачена, в отель звонить нельзя – номера оплачены компанией, а скандал никому не нужен. О том, как сходил в туалет, он умолчал.
Данила бесился, как неудовлетворённый сперматозавр – вскочив с места, размахивал руками, топал ногами, и кричал, что не собирается платить за шлюшек, случайно оказавшихся с ним за одним столом. Следуя схеме, бармен вызвал полицию. Столик обступили внушительные громилы. Не убоявшись их, Данила продолжал бесноваться. Всё же Андрею удалось призвать его к порядку – в сложившейся ситуации нужно было думать о том, как максимально занизить счёт, а не о том, как восстановить справедливость.
Когда шквал эмоций иссяк, Данила стал сама учтивость. Ошарашенный резкой сменой настроения, администратор пошёл на уступки – счёт удалось уменьшить на целых пятьсот долларов.
Всю дорогу до отеля они молчали. Когда поднялись на этаж, прежде чем разойтись в разные стороны, Данила взял с Андрея слово никому не рассказывать об этом досадном происшествии.
– … особенно Краснову – слышишь меня, коллега! Не хочу ходить оплёванным, да и ты, наверное, тоже.
Андрей кивнул в ответ.
Он долго не мог заснуть. Перед глазами мелькали яркие картинки – громилы-полицейские, Данила с пеной во рту, нетронутые бокалы, струящиеся локоны Имоджин, её прощальное «звони, поговорим, sweetheart…»
«Приятное приключение, и если его можно продолжить, то почему бы не прямо сейчас?!»
С этой мыслью он поднялся с кровати, и, вынув из кармана пиджака салфетку, подошёл к телефону, и набрал номер Имоджин.
Глава 8
В полночь к автозаправке подкатил тёмно-синий седан. Дождавшись, когда отъедут заправлявшиеся машины, из подъехавшего авто вышли двое – шестнадцатилетняя Тина и двадцатидвухлетний Кароль. Он был одет по-летнему – майка, джинсы, и кроссовки, на ней была бесформенная мужская куртка, скрывавшая фигуру, мешковатые слаксы, кроссовки, на голове – панама.
Кароль первым зашёл в помещение и, вытащив из-за пояса пистолет, сказал:
– Стоять всем, не двигаться!
Тина, вошедшая следом, также вытащила пистолет, и взяла на мушку охранника. Её друг тем временем подошёл к кассе, и велел работнику выдать ему всю наличность. Тут зазвенел колокольчик – это с улицы зашёл заправщик. Кароль обернулся на звук, Тина скосила взгляд на дверь. Охранник дёрнулся за пистолетом, и девушка тут же выстрелила ему в живот. Заправщик попытался выскользнуть обратно на улицу, но не успел – Кароль дважды выстрелил ему в спину. Охранник стоял, покачиваясь, надвигаясь на Тину, и она, отойдя на шаг, прицелилась ему в голову и дважды выстрелила. Охранник упал навзничь, заливая кровью пол. Кассир попятился было к двери, ведущей в подсобное помещение, но Кароль, повернувшись, велел ему пошевелиться с деньгами. И кассиру пришлось отдать все, что было в кассе.
– Так мало? – положив пистолет на стойку, спросил Кароль.
– Всё, что есть.
Взяв деньги, Кароль обернулся:
– Ты как, малышка?
Кассир попытался схватить лежащий на стойке пистолет, но лишь толкнул его, и тот свалился на пол. Вскинув руку, Тина выстрелила. Повернувшись к кассиру, Кароль увидел его сползающим по стене.
– Ты моя умница… – сказал он, пытаясь выглядеть бесстрашным.
Подбородок его дрожал. Выпавшие из рук деньги валялись на полу.
– Собирай деньги, пойдём, – деловито ответила она.
Он смотрел на неё ошалело. Сделав к ней шаг, заключил в объятия. Она обмякла, пистолет выпал из её рук. Они поцеловались. Возбуждение нарастало в нём, он исступлённо прошептал:
– Сейчас натяну тебя – прямо здесь!
Она попыталась высвободиться.
– Больной совсем? Пошли отсюда!
Взгляд его остекленел, он рывком расстегнул её балахон, и запустил свою руку ей в трусы.
– Ни х*я ты не уйдешь. Хочешь смотаться – раздвигай скорее ножки.
Она стала умолять его – сегодня, наконец, она уступит, только не здесь, надо поскорее убраться из этого места. Он попытался улечься с ней на пол, но она удержалась на ногах, и, прижавшись к нему, стала осыпать его поцелуями, говоря, что сегодня ночью будет с ним ласкова, только не здесь.
– Ну потрогай, вздрачни его, – потребовал Кароль, и, расстегнув ширинку, вывалил своё достоинство.
Умоляющий взгляд Тины за секунду переменился и стал жёстким. Лицо её отвердело, глаза мрачно сверкнули.
– Сейчас подниму волыну с пола, и вздрачну твой хуишко двумя выстрелами.
Губы его задрожали, и теперь уже он сам заговорил умоляющим голосом:
– Ну же, Тина, я уже достал, потрогай! Тут-то бизнеса на полминуты ручкой сделать, а ты ломаешься.