Имоджин сказала, что будет ждать Андрея в номере, и ушла. Второв, провожая её взглядом, глубокомысленно произнес, что был бы не прочь жениться на такой – красива, интересна, темпераментна, умна. Гармоничная личность, большая редкость, мазафака.
– Не теряйся, дружище! Учи венгерский!
– Ничего себе! Я думал ты скажешь, что спать с венгеркой непатриотично!
Зная его с детства, Андрей всё же поймался на удочку, на его серьёзный тон, и принялся горячо доказывать:
– А ты знаешь, как она к этому пришла… Опять же, это ничто по сравнению с девчонкой, с которой целовался по подъездам, убегал из кафе, потому что не было денег заплатить, которая знала тебя до того, как ты стал чего-то стоить. Вот это настоящая любовь. Кстати, ещё один пример из биологии…
Отпив шампанского, он рассказал о жизни чаек. Они живут большими группами – супружеская пара не ищет уединения, а неплохо себя чувствует в шумной толпе птичьего базара. Но за удовольствие общаться с себе подобными приходиться платить. Жизнь чайки, как самца, так и самки – проходит в постоянной защите своего гнезда, а заодно и своего партнера от гнусных поползновений холостяков и незамужних девушек. Самка чайки, впрочем, ведет себя безукоризненно и отчаянно защищает клювом и когтями свою честь, да и женатый самец не рвется нарушать святость семейных уз. Но в один прекрасный момент всё меняется. В период размножения то одна, то другая самка вдруг начинает задирать хвостик и оглашать воздух призывными воплями, сзывая к себе самцов со всей округи. И как только те подлетают, развратница отдается им сразу, немедленно – это она, та, за которой её законному супругу пришлось ухаживать чуть ли не неделю, прежде чем она согласилась подпустить его к себе! Самец, конечно, как может, пытается противостоять безобразию, но тщетно – что он способен сделать с парой десятков распаленных захватчиков, копошащихся вокруг бессовестной женщины, которая явно млеет от такого ажиотажа? Орнитологи называют этот феномен «быстрым спариванием» – длится он всего десять-пятнадцать минут, но за это время самка ухитряется вступить в контакт в среднем с семью-десятью самцами. После чего опять ведет добродетельную жизнь – правда, яйца в кладке, за которыми будет ухаживать её муж, вполне могут принадлежать вовсе не ему. Но супругу, кстати, не на что пенять – можно подумать, сам он вел себя лучше, когда нахалка по соседству призывала кавалеров со всей округи на сеанс быстрого спаривания… Биологи относят этот ритуал к «конкуренции спермы» – и полагают, что он необходим, чтобы поддерживать высокую репродуктивную функцию у самцов вида, ведь в конечном счете больше всего детей будет не только у самых крупных и привлекательных самцов, но и у тех, которые могут эффективнее всего размножаться.
– Я, конечно, ценю достижения коллективного труда, – заключил Андрей, – но предпочитаю это делать не дома.
А Драгункин под шум голосов, взрывы смеха и стук серебра по фарфору заканчивал свое повествование:
– … Для неё мои слова оказались настоящим откровением. Она воскликнула: «Doggy-style, really? Но «dog» – это собака, не «рак». «Рак» по-английски – это «crawfish». «Правда? – невозмутимо ответил я. – Странно… Может быть, англоговорящие девочки в основном стоят спокойно во время этого процесса, а русскоязычные стараются двигаться назад?»
Она продолжала гнуть свою линию: «А почему ты не можешь покормить меня раком?»
А я ей терпеливо объясняю: «Потому что, во-первых, говорят «покормить раками», а не «раком». Во-вторых, я не знаю, где можно найти раков в полдвенадцатого». Она: «А «трахнуть раками» значит «to have sex many-many-many times»?» «Нет, – отвечаю я. – To have sex many-many-many times» – это будет «затрахать». «Really?» – спросила она озадаченно. Я промолчал, и всё время, пока длилась пауза, она смотрела на меня с восхищением, потом сказала: «За-тра-хать! Какой у вас все-таки поэтичный язык! Так ты напоишь меня пивом?» «Sure, – ответил я. – One thing you should promise. You will not drink it doggy-style». (Конечно. Но ты должна пообещать, что не будешь пить его раком – англ.) «Клянусь», – ответила она с абсолютно серьезным лицом.
– Ха-ха-ха!
– Хи-хи-хи! Драгункин всегда рассмешит!
Андрей незаметно покинул бар и поднялся в номер. Имоджин стояла у окна в одной ночной рубашке, и лунный свет стекал млечными каплями с её обнаженных плеч. Не включая свет, Андрей подошёл к ней, взял на руки, и отнес на кровать. Среди сладкого шепота он услышал самые нежные прозвища, слетавшие с её губ, потом она умолкла и стала осыпать поцелуями, тайну которых знала только она одна, и перед которыми поцелуи всех женщин мира показались бы пресными. Близость её после всех этих биологических бесед довела его страсть до предела. Упругое тело Имоджин, гибкие в своем буйстве движения держали его в плену, требовали, сулили и были достойны самых пламенных ласк.
Утром она призналась Андрею, что познала вместе с ним бездну наслаждений, соприкасающихся с мукой.
Глава 21
«Народ не любит ни учиться, ни работать. И презрение к низшему – мощный двигатель всякого соревнования и основа иерархии».
Набрасывая эти и подобные им сентенции в одну кучу вместе с примерами недобросовестности подчиненных, Калистрат Кодряну, администратор, коврожрец, мастер метких сравнений и неоспоримых истин, пытался переложить на работников вину за сложившуюся ситуацию на фирме. Смехотворные цифры продаж шовного материала; казахская зубная паста, которую с трудом растаможили, заплатив при этом множество штрафов, и осевшая мертвым грузом на складе; отсутствие планов и отчетов. Зато все усвоили туго, что раз в месяц нужно подходить к кормушке и протягивать руку. В своём шестидесятническом кримпленовом костюмчике администратор являл собой хрестоматийный типаж жулика из старого кино.
– Это твои люди, ты ими рулишь, – сказал Андрей. – Если они вдруг стали плохими, значит…
И мысленно прибавил: «Самый х**вый из них ты, коврожрец».
Вытаращив глаза, Кодряну некоторое время молчал, задумавшись, потом ответил:
– Это не мои люди, ты сам их набирал.
И широко развел руками – мол, ничего тут не поделаешь. Андрей принялся возражать: эти люди вполне адекватные, на прежней работе, при хорошей организации труда у них были отличные показатели, и нынешние результаты – прямое следствие…
– А чем у нас Штейн занимается? – вдруг спросил Кодряну, прервав Андрея на полуслове. – Почему так мало продаёт?
– При чем тут он? Штейн – это Штейн, отдел продаж – это отдел продаж. Одно без другого запросто может существовать…
Кодряну, видимо, считал себя если не тенью шефа, другом семьи, то, по крайней мере, чем-то вроде верховного везира, который останется при своих интересах в любом случае. Поняв намёк, он употребил немало лести, чтобы отвести от себя угрозу. Сказал, что лично займется продажами, а при отсутствии результатов уволит менеджеров, и будет работать за всех – и за руководителя, и за отдел продаж. Не уточнил, правда, кем собирается руководить, когда всех уволит.
Андрей понял, что дело непростое. Его вдруг осенило даже, в чем корень беды. С самого начала не «администратор» у него, а он у «администратора» находился в повиновении. Строя дурачка, Кодряну возил Андрея на таможню, в больницы к клиентам, – всячески вовлекал в рабочий процесс и демонстрировал, как всё сложно и многотрудно. А когда с него спрашивали результат, говорил: «Ну ты же сам всё видел». И хозяин, которому навязали комплекс вины за плохие условия труда, был вынужден не только платить за неудовлетворительную работу, но ещё и «занимать» сотрудников.
Поняв это, Андрей решил скинуть со своей спины ленивую обезьяну.
– Вот что, Ваше Ворсейшество Гелиос Кодряныч: я больше не буду вникать в это дерьмо. Работу построим так: я даю задание, ты выполняешь, а в определенные дни отчитываешься.
Андрей уже не скрывал раздражения и сожалел, что послушал мать и взял на работу старое облезлое чучело, из которого можно было выбить три горы пыли.