— Так, эту чепуху я уже слышал, — нахмурился Хейн, отодвигаясь. Лука сел на своего любимого конька и мог рассказывать о теориях заговоров часами. — Я просил только проверенную информацию.
— У меня она такая же как у всех, — пожал плечами тот, помешивая трубочкой газировку. — Никто ничего достоверно не знает, а если знает, тот уже не расскажет. Думаешь, наш город просто так называют военной тюрьмой?
***
«28 число, месяц 4.
Все мои попытки узнать что-то о вампирах окончились полнейшим фэйлом. О них не известно ничего, то есть абсолютно ничего, кроме того, что знает каждый младенец. Вампиры постоянно чешутся и в итоге сходят с ума, после чего их забирают контролеры. Если вы, дети, заметите подозрительного типа, немедленно сообщите о нем — это может оказаться вампир. Я снова вернулся в начало пути. Но, черт возьми, этой информации недостаточно!
Я даже спросил у Сиси про ту дурацкую книжку про вампиров прошлого, но там они кусали всех за шеи и пили кровь. Я не слышал, чтобы что-то подобное происходило у нас, так что вряд ли она может помочь мне.
Зуд становится привычным. Я почти научился сдерживаться и не расчесывать кожу на людях. Но приступы боли иногда вспыхивают возле локтя и по всей руке. Я непроизвольно дергаюсь, и это выглядит подозрительно.
И зачем мне вообще эта информация? Не думаю, что могу быть заражен, просто не верю в это, было бы слишком глупо, так только в фильмах бывает. Апробация была всего несколько дней назад, вампиризм же не появляется за считанные часы.
Или появляется?
Скорее всего, я параноик. Разве что Лягушонок прав, и контролеры хватают первых попавшихся, но этого не может быть. Если бы они хватали наугад, город давно бы захлебнулся в расползающейся вампирской заразе. Все рвали бы друг друга на части, и наступил бы ад».
Напевающая что-то за стеной Луиза задала вопрос, и Хейн машинально закрыл дневник. Привычка появилась случайно, когда он начал интересоваться вопросами заражения и решил записывать наблюдения. Не то чтобы он боялся, скорее не хотел привлекать внимание и слышать любопытные вопросы.
Лу собиралась навестить отца, жившего почти у самой Ямы. Немного тронувшийся мозгами к старости рабочий среднего ранга воспитывал девушку один. Он обожал ее, стремился удовлетворить любой ее каприз и ревностно охранял от нежелательных знакомых, в особенности от лиц мужского пола. Старик не выносил даже мысли о том, что его малышка однажды вырастет и заинтересуется мальчиками.
Куда делась мать, Луиза не знала и не переживала об этом. В ее квартале у каждого третьего не было матери, а у каждого второго отца.
Лу обожала отца и регулярно ездила к нему в гости. Она не хотела расстраивать старика, а потому скрывала наличие бойфренда и ездила одна. Перед этим девушка одевалась как можно скромнее, выбирая юбки ниже колена и закрытые блузки, собирала кудри в строгий пучок и смывала всю косметику. Это мгновенно превращало ее в милую папину дочку.
— Ты что-то сказала? — из вежливости уточнил парень, не повышая голос.
— Я попросила проводить меня до вокзала, если ты уже закончил бездельничать. Свет. Выключить.
Девушка остановилась в дверях, в очередной раз одергивая подол. Сейчас она была похожа на невинную провинциалку, боящуюся заблудиться в огромном Паллида Мор. Настоящий лакомый кусочек для мошенников и насильников всех видов.
— Я бы тебя в таком виде вообще никуда не пустил, — проворчал Хейн, отодвигая блокнот. — Выглядишь, как наивная дурочка.
— Спасибо за комплимент, — поджала губы та. — Но я не хочу, чтобы отец видел меня в коже и цепях. Он даже тату мою не видел.
— И ты решила играть роль дурочки из захолустья всю жизнь?
— Потише на поворотах. Это захолустье — мой дом.
— Извини, — поднявшись, парень прижал Луизу к себе, целуя. Пальцы сжали ее плечи, нагло забираясь под кофточку. — Просто я ревную.
— Не ври, ты не способен ревновать, — хмыкнула та и тут же вскрикнула. — Ау! Хейн, ногти стричь надо.
Вывернувшись из ослабевших объятий, Луиза подбежала к крошечному зеркальцу и приспустила кофту, недовольно глядя на небольшие синяки, на глазах наливавшийся фиолетовым. Они шли полукругом, в центре каждого сверкали капельки крови, выступившей из крошечных проколов.
— Ну спасибо, идиот, теперь придется переодеваться, — недовольно буркнула Луиза, пальцами стирая кровь.
— Извини, — пробормотал Хейн в спину удаляющейся девушке, но та сделала вид, что не услышала. За стеной послышалось недовольное:
— Свет. Включить. Шкаф. Открыть. Да открыть, глухая дрянь!
Грузно опустившись на стул, парень внимательно посмотрел на пальцы. Ногти заметно пожелтели и удлинились, заострились, как у птицы. Они стали толще, на них появились шершавые наросты, еще сильнее подчеркнувшие изогнутую линию.
— Что за черт? — удивленно протянул Хейн, но его мысли перебила громко задвинувшаяся дверь и команда «Закрыть». Выскочив в коридор, он заметил отсутствие балеток Лу, а, выглянув наружу, услышал торопливые гневные шаги.
— Хоть бы попрощалась, я ж не специально, — вслух пожаловался парень и невольно отшатнулся от зеркала. Из пыльной поверхности на него сверкнули золотые глаза, поддернутые белым. Будто крошки льда в растопленной лаве. — Черт, я теперь сам себя пугать буду?
Надев на нос очки, Хейн вернулся к дневнику. Наличие свободного времени пугало: в голову уже начали забираться странные мысли, центром которых стал вампиризм. Луиза уехала и вернется только завтра, Лука наверняка завис в собственной реальности и не захочет прерываться. На работу сегодня не надо, можно сгонять в ВУЗ, но просто посидеть он может и дома. Зевнув, он продолжил писать.
«У меня сильно отросли когти. Должно быть, очередная дрянь из организма лезет. То глаза кровью наливаются, то когти растут, то чесотка нападает. Может, стоит сходить к врачу? Хоть узнаю, как эта дрянь называется».
«Тот же день, то же число.
Я не попал к врачу.
Во-первых, там была длинная очередь, большая часть которой — старые бабки и старики. Они постоянно выясняли отношения, и это жутко бесило. Также там было полно пьянчуг и наркоманов, все синие, едва стоят. Временами кого-то из них рвало кровью, за что он получал поток оскорблений от пробегающих медсестер и медбратьев, а бабки тут же начинали орать и требовали убрать его. Я боялся, что, если они заметят, что я вечно чешусь, набросятся на меня и забьют ногами и костылями.
Пока я там стоял, мимо провезли тощий скелет, замотанный в черную тряпку. Оказалось, девчонка, подросток. Не знаю, что там делал врач, но ее вой слышала вся улица. Она материлась такими конструкциями, что я готов был записать. Кажется, она рыдала и о чем-то просила. Бабки с дедами тут же собрались в несколько отдельных кучек и начали молиться каждый своему богу. Выглядело страшно, если честно.
Девушку увезли связанную, с окровавленными пальцами, которыми она пыталась цепляться за все подряд. Она даже, кажется, коснулась меня.
Но и это не все. Произошло кое-что, о чем я хочу написать. В общем, к доктору зашел неприметный мужчина в черном. Не знаю, почему, но я сразу подумал, что ему здесь не место. Он был… какой-то неправильный, даже не знаю, как его назвать. Он не был стариком с четками и амулетами, не был алкашом, не выглядел самоубийцей. Он был другим, нормальным, не таким, как мы, но я не сразу понял это.
Когда он вошел туда, спустя некоторое время шум вокруг прекратился. Никто ничего не говорил, все только смотрели на дверь. Внезапно послышался топот, и по коридору прошли четверо контролеров. Они растолкали всех ждущих, но никто не сказал им ни слова. Бабки заткнулись, как языки в узел завязали, наркоманы во все глаза вылупились на них, даже протрезвели.
Контролеры прошли в кабинет и спустя несколько секунд вывели того мужчину. Он был полностью белым, потным, глаза как у наркомана со стажем — огромные, покрытые белым налетом. Он смотрел под ноги и молчал, руки ему скрутили и завели за спину. Все произошло очень быстро и тихо. Я успел заметить, что у мужчины вздулись вены на лбу и на руках. Они были темными, почти черными, как червяки. Отвратительное зрелище, от которого меня чуть не вырвало».