Выбрать главу

задач. Так, например, одно время полк несколько отставал по бомбовой нагрузке. Перед коммунистами и

комсомольцами в первую очередь была поставлена задача — увеличить бомбовую нагрузку на самолет до

500 и выше килограммов. И эта задача была решена. Полк стал передовым в дивизии и по этому

показателю.

Такие летчики, как сам командир полка тов. Чернецов, его заместитель по политчасти тов. Мельников, дважды Герой Советского Союза тов. Одинцов, Герои Советского Союза товарищи Пургин, Куличев и

Петров, воспитывали молодой летный состав путем передачи своего боевого опыта — мастеров

штурмовых ударов и бесстрашных воинов. Благодаря опыту командира полка тов. Чернецова (в прошлом

он сам политработник — комиссар эскадрильи) в полку хорошо поставлена воспитательная работа с

командирами эскадрилий, звеньев, техниками эскадрилий и другими. Тов. Чернецов, опираясь на

парторганизацию полка, умело мобилизует личный состав на выполнение стоящих задач. В

ответственные дни боевой работы тов. Чернецов всегда обращался за помощью к партийному активу и

парторганизации полка...»

Как графологи, знатоки почерков, безошибочно определяют характер, психофизические свойства

человека по тому, как он пишет, так и по многим документам, воспоминаниям, наверное, можно

определить стиль, почерк партийно-политической работы политработника Мельникова в полку. Ее

идейный накал, эмоциональный заряд. А работа эта — человековедение — шла тем активнее и шире, чем

сложнее и труднее складывалась обстановка. Доходила она до людей [66] молодых и пожилых, семейных

и холостых, смелых до отчаянности и осмотрительных, осторожных.

Все было в поле его зрения: питание и обмундирование личного состава, транспорт и состояние боевой

техники, оружия и, конечно же, прежде всего воспитательная и организационная работа в эскадрильях, звеньях, формы и средства политической информации, расстановка коммунистов, инструктирование и

обучение партийного и комсомольского актива. И все это направлялось на образцовое выполнение

боевых приказов командования.

Проводились партийные и комсомольские собрания, проходили занятия в школе молодых коммунистов, хотя время для них выкраивалось с неимоверным трудом. Коммунисты полка, например, в 1943—1944

годах собирались 26 раз. Регулярно проходили заседания партийного бюро. Вопросы обсуждали самые

разные, но животрепещущие. И резолюции часто писали вот такие: «Лучше умереть в бою, чем

возвратиться с позором, не выполнив задания, не прорвавшись сквозь огонь и не поразив цель».

Собрания коммунистов посвящались обмену мнениями о своей авангардной роли в воздушных боях, о

вводе в строй молодого пополнения, о пропаганде уставов и наставлений, о мерах парторганизации по

укреплению воинской дисциплины, о росте партийных рядов и воспитании молодых коммунистов, о

повышении ответственности членов и кандидатов партии за политико-моральное состояние авиаторов, о

задачах парторганизации по усилению идеологической работы, о выполнении Устава ВКП(б), о личном

примере коммунистов в обеспечении безотказной работы материальной части. Все это зафиксировано в

протоколах и донесениях.

Быть впереди! Этот лозунг был главным и в комсомольской организации. [67]

За период войны, мужая от боя к бою, парторганизация полка выросла в четыре раза. 130 лучших

комсомольцев стали коммунистами, 85 молодых воинов приняты в комсомол. Люди хотели идти в бой

членами партии, хотя и знали, что это не дает никаких привилегий, кроме одной: первым идти в огонь, первым погибнуть за Советскую Родину.

Коммунисты и комсомольцы цементировали ряды полка, своей кипучей энергией удесятеряли его

ударную силу. Огромен их кропотливый труд по укреплению боевого братства и товарищества воинов, по

воспитанию их в духе пролетарского интернационализма и дружбы народов.

— А в полку нашем, — пошутил как-то Михаил Петрович, — как в Верховном Совете, все

национальности страны были представлены.

К январю 1944 года все коммунисты были удостоены правительственных наград, а шестеро из них стали

Героями Советского Союза. Этим Сергей Фролович Мельников очень гордился, как и тем, что, когда он

был политработником полка, часть стала гвардейской, получила почетное наименование Киевской.

В архивах сохранился «Боевой листок», выпущенный 15 апреля 1943 года. В нем помещена «Клятва

летчика» — штурмана полка капитана Михаила Забненкова. Вот что в ней говорилось: «Я и мои два

брата с первого дня войны с немецкими захватчиками стали на защиту горячо любимой Родины.

Фашистские изверги одного брата убили, другого сделали навек калекой. Они навсегда разлучили меня с

лучшими моими боевыми товарищами. Я мщу за братьев, за товарищей, за поругание Родины, за

издевательство и насилие над мирным нашим народом. Пока видят мои глаза, а руки крепко держат

штурвал — я клянусь матери-Родине, партии Ленина, что [68] отдам все свои силы, а если потребуется, то и. жизнь для скорейшего разгрома врага».

Сергей Фролович любил повторять командирам и политработникам слова В. П. Чкалова:

«Бессмысленный риск никогда не заслуживал и не заслуживает название — геройство. По-настоящему

смелый человек никогда не будет рисковать без смысла, без необходимости. Надо воспитывать в себе

качество, которое всегда идет рука об руку со смелостью. Это — дисциплинированность».

Михаил Петрович вспоминает:

«Был такой воздушный бой зимой сорок второго года. Группе, в которой летал и я, предстояло нанести

удар по узловой станции. Прорвавшись через зону заградительного огня, мы перешли в пикирование.

Действовали и над станцией в сплошных трассах огня противника. Но удар нанесли точно. И вот в

момент выхода из атаки прозвучал голос моего фронтового друга Степана Пошивальникова: «Руль

высоты перебит. Иду в последнюю атаку. Прощайте!»

В этой фразе, которую до сих пор слышу, просто и спокойно, без панической скороговорки и нотки

обреченности летчик докладывал обстановку и свое решение, но всех словно ножом кольнуло. Оглянулся

и увидел самолет Степана. Пикируя под небольшим углом, его машина стремительно неслась к земле.

Пошивальников решил вогнать ее, раненую, падающую, во вражеский эшелон. И вот тут пораженные

происходящим летчики услышали в ответ резкий, властный голос командира «Не сметь! Запрещаю!

Триммер! Выводи триммером!» Я сжался в комок. «Все! — подумал. — Нет друга и боевого товарища...»

Триммер — это маленькая пластинка на руле высоты, облегчающая нагрузку на рули штурмовика.

Управлять самолетом только с помощью триммера очень сложно. И вдруг голос Степана: «Понял.

Попробую». [69]

У самой земли Пошивальников сумел вывести машину из пикирования, дотянул к своим. Мы вместе

пришли на аэродром. И самолет с перебитыми, искореженными рулями мой друг благополучно посадил с

помощью триммера. Когда же собрались на полковом командном пункте, командир полка спросил

летчика: «Почему прощался? Почему сразу не воспользовался триммером?» Ответил: «Что же оставалось

делать? Руль высоты не действует, самолет неуправляем. Вот и решил «довернуться» на другую цель... А

о триммере не успел сообразить...»

Вот так. О триммере не сообразил, а вот о том, как нанести последний удар по врагу, он сообразил сразу.

Меня тогда особенно поразило, что сказано это было обыденно и просто. А ведь речь шла о том, чтобы

«довернуться» и, как Гастелло, своей подраненной машиной, ценой жизни уничтожить как можно

больше врагов. И все мы понимали: Степан, которому тогда только что исполнилось двадцать, сделал бы