Крестьянин судорожно сглотнул. Значит, зубки разглядел. Позеленел. Кажется, все съеденное за обедом просится наружу.
— А занимаетесь-то вы чем?
А сам того и гляди в лес сиганет. Только помнит — пульки намного быстрее бегают.
— Как чем? С вредителями лесного хозяйства боремся.
— Ну и как?
Марина оскалилась. Забавный коктейльчик — животный страх и детское любопытство в одном стакане. Зевает. Ей в прямом смысле в рот посмотрели.
— Помаленьку, как видишь.
Пару минут едут молча. Обед крестьянина все-таки решил выбираться наружу более традиционным путем.
— И у вас там все такие?
— Да нет. Не все. Я-то у них вроде малолетки необученной.
Как-то странно глянул. Небось представил, каковы не малолетки. Марина бы тоже очень хотела посмотреть.
— И много вас ещё пришлют?
«Обрадую- ка его. А то больно уж лень акты на покойников писать».
— Посчитали, и решили — одной меня вполне достаточно. У остальных дела поважнее есть. А тут и девчонка справится.
— Рыси. Вы говорите рыси. — он боязливо озирается. — И на гербе у вас кошка. Рысь. Почему вас так зовут, а? Не по-людски это как-то…
Ну, вот тебе и шуточки на тему мирренского геральдического котика типа лев горный безгривый. Дошутилась! Тут что, у народа с чувством юмора до такой степени проблемы?
Ну, так у их высочества проблемы те же самые.
— Ну, командир у нас, — она загадочно промолчала, — Ну, он вроде того… Ну, понимаешь меня. Того. — склоняется к уху и самым таинственным шепотом, — Оборотень!
— Понимаю… — побелев как мел выдавил мужчина, — Только он… Или…
— Не говорят об этом. Точно знает только он, — Марина поднимает палец кверху — и больше никто.
Пристально смотрит в лицо мужчины. Бледнеть дальше уже некуда, однако он умудряется.
— А ещё ваши здесь есть? Ну… ваши.
— Я младшая. Мне многого не говорят. Старший сам призовет если надо.
Крестьянин почему сделал защитный жест своей веры. Неужели в детскую сказочку про оборотней поверил? Блин, Маринка, в какой век-то тебя занесло! Почему-то вспомнился статья из старинного кодекса отдаленного предка: «За обвинение кого-либо доброй или худой славы в оборотничестве, насылании порчи, полете на метле, отнятии детородного органа путем колдовства, обвинитель да будет выдран кнутом на базарной площади, и да не будет ему больше веры ни в каком деле. Обвиненный же получит от него сто монет серебром за урон чести, тридцать — судья за отнятое время, да десять — палач, за работу».
Ну, да и здесь жить можно. Она с хрустом потягивается. Рысь — так рысь. Зеленоглазая. Жаль, серебро не в ходу.
— Мур — мур.
Защитные знаки уже не таясь сотворил. А потом из под одежды иконку вытаскивает, и вцепляется в неё. Тоже мне, последняя зашита от оборотня. Она ведь даже не серебряная.
Правда и Марина не оборотень.
Вот и городок показался. Напоминающая бидон фляжка опустела только наполовину. Приветливо улыбается табличка у обочины: «Мины!» Наблюдательные вышки торчат. У дороги блиндаж. Траншея. Танк посреди неё в капонире стоит. Антиквариат! Поперёк дороги — поднятый шлагбаум. Декоративный. И обмотанная колючей проволокой рогатка. Не декоративная.
Наконец-то до своего в доску родного железно-бардачного века доехала!
На КПП приезду нового офицера почему-то сильно удивились.
По городку едешь — вроде всё как в обычной провинции. Дома в основном деревянные. Заборы покосившееся. Собаки бегают. Свиньи в грязи валяются. Провинция и провинция. Только крыши домов поострее. И наличники на окнах другие.
Но люди не те. Одеты-то как и везде. Да лица какие-то не такие. И дело не в смуглости, южные грэды куда как смуглее. Взгляды какие-то не такие. Бегающие. Настороженные. Испуганные.
Да и солдаты. По одному ещё не видела. Всё по двое, по трое. Каждый с автоматом. Обязательно — запасной диск или сумка с обоймами.
Весело тут живут чувствуется. В других городах с оружием только патрули ходят, да и то не всегда.
А в остальном вроде всё нормально. Магазины госторговли работают. От торговых рядов красного кирпича остро несёт навозом. Только вот у входа в здание администрации — обложенные мешками спаренные пулемёты. Да и в углах здания амбразуры пробиты.
Прибыла значит. Легко спрыгнула с телеги, и как и полагается, отправилась доложить о прибытии командиру дивизии. Сегодня девятый день десятидневки, и в здании администрации никого не оказалось. Скучающий дежурный офицер сказал, где дом полковника. Живёт оказывается, в двух шагах от площади. Каким взглядом её проводили, Марине известно и так. Если не касаться рожи, то спереди и сзади у неё, как говорится, есть на что посмотреть. Только тот, кто засмотрится, с гарантией получит в глаз.