О том, что в результате этой национально-освободительной борьбы за прошлый год мирных граждан убили гораздо больше чем «слуг режима» — солдат и полицейских предпочитали не вспоминать. Зато фотография большеглазой девчушки с чуть ли не символической повязкой на левой руке и подписью «жертва бомбёжки» обошла все популярные среди интеллигенции газеты.
Какие-то они иные они, офицеры осажденной крепости. Помощи-то, конечно, ждут. Только попутно прикидывают, как бы сами с осаждающими управиться. И побыстрее.
— Хм… Они очень неудачно расположили лагеря, — говорит Марина, — Между ними практически нет связи. То есть, мы имеем неплохой шанс какой-нибудь уничтожить без шума. А если получится, то и не один.
— А в Дальнем идёт всеобщее бухалово. Хороший урожай свёклы!
— Всё не выпьют. Нам тоже охота.
Предчувствие многих смертей, а не веселье в усмешках.
Восстание было бы куда более опасным, присутствуй среди повстанцев хоть какая-то дисциплина. И имейся единое командование. На деле же всё оказалось совершенно иначе. Лидеры наиболее крупных лесных группировок, бывшие полицейские начальники, да командир территориального полка попытались было договорится. Но за каждым штыки, у каждого амбиции. И священники у каждого свои. И никто не имеет такого авторитета, чтобы заставить всех подчинятся ему.
У лесных какая-то дисциплина всё-таки наличествовала, но они составляли от силы 10 % всего воинства. Остальные же… Полицейские Дальнего захватили завод по производству пищевого спирта. Когда бронепоезд спалил полгорода, в завод почему-то не попало ни одного снаряда. Может, случайно. А может, и нет. А рабочие почти все местные. И запасы готовой продукции грэды вывезти не успели. А с сырьём проблем нет. Так что, основная часть «Армии государства Церент» заняла позиции в окрестностях Дальнего, а части осаждавшие засевшую в глухую оборону сорок шестую дивизию, сменялись чуть ли не раз в десять дней. Да и те, что занимали позиции, из Дальнего прибывали не пустыми.
Так что кольцо осады не назовёшь плотным. Особенно с точки зрения командиров разведгрупп, добиравшихся без особых проблем до Дальнего.
Эта ночь наступила. От кавалерийской группы поступил доклад, что кавалерию повстанцев заманили в ловушку. Осталось только крышку захлопнуть.
Для нападения на лагеря собрали два сводных батальона из добровольцев. Командиром одного из них Марина назначила капитана, семья которого не смогла выбраться из Дальнего. А второго — лейтенанта, командира десантного отряда с «Хужбудэт». Разведгруппы без шума уничтожили в стельку пьяное боевое охранение повстанцев. Батальоны выбрались из города. В темноте окружили лагеря. Часовых поснимали тихо. Ударили когда стало светать. Подползли к крайним палаткам. Где через вход, где распоров ткань попадали внутрь. И резали спящих. Как скотину. Бесшумным броском к следующей палатке — и там тоже.
Тревога так и не поднялась, хотя и раздалось несколько выстрелов. Только не было уже ушей, способных их правильно интерпретировать.
К полудню в лагерь приехал торговец из Дальнего привёз несколько бочек спирта. Поразился было непривычной тишине… Но заглянул в первую палатку…
Оттуда выскочил, зажимая рот. Потом торопливо выпихнул из кузова грузовичка бочонки. Развернул машину. И поехал. Но не Дальний. Свернул на малоприметную лесную дорогу. В глубине леса есть маленькая деревушка. Там живет его дальняя родня. И там можно пересидеть несколько дней, тем более, что один бочонок остался-таки в кузове…
А пересидеть эти дни просто необходимо. Вполне сообразителен торгаш, и сразу понял, чья это работа. Как и то, что ушли они отсюда не более нескольких часов назад. И случайные свидетели им вовсе не нужны.
Только вот осталось неизвестным, добрался ли он до лесной деревеньки.
Марина сунулась в люк броневика с двумя длиннющими антеннами на корпусе.
— Что бронепоезд, держится?
Радист сорвал наушники.
— Так точно, говорят хоть до зимы удержаться.