“нонешней” работе, когда наша мама, а его единственная на всю жизнь
Катенька - Катюша тяжело болела и неизвестно было, как “обернется эта
проклятая хворь..” Отец, как и все мы, долгие месяцы жил ожиданием
радостного ответа на этот вопрос: “ Не до работы, когда душе тяжело и
страшно... Вот полегче станет, тогда что - нибудь полезное дому смогу
делать...”
10
... И вновь в это сложное, тяжелое время открыто и громко вновь
заявил о себе известный, болезненный для взрослых детей (и для
родителей) “ квартирный вопрос”. Тот самый, который, не оставляя ни на
389
минуту, беспокоил маму с тех минут, когда она впервые услышала
радостные слова младшего сына и громкий, восторженный крик невестки..
Весной 76 -го Костя сообщил родителям, что в следующем году он
переедет в квартиру, расположенную в строящемся институтском доме..
Они сначала не приняли слов сына всерьез, растерялись, не зная, как
понимать сказанное им ...
Но одну - две минуты спустя отец обратился к Косте с болезненными
(не только для него) вопросами, на которые будущий житель нового дома
не мог ответить: “... А что будет с нами?. Как мы станем жить дальше, если
ты уйдешь, оставишь нас одних?.. Ты об этом подумал?..” Старый казак
никогда не мог даже и предположить, что они (отец и мама) останутся
вдвоем в своем родном доме: “...Конечно, не думал.. Тебе не до нас... Все
вы одинаковые... Когда что надо, так сразу к отцу с матерью за подмогой
бежите... А теперь что? Не нужны?...” Эти жестокие слова были одинаково
обидны как для младшего, так и для старших братьев. Но отец был
безусловно прав, требуя от всех нас прямого, определенного ответа на
главные и жизненно важные для него и мамы вопросы: “Что же нам,
больным старикам, теперь делать?.. И как жить дальше ?...” Самолюбивый,
привыкший действовать самостоятельно, не спрашивая советов у других,
он теперь хотел услышать ясные, конкретней ответы на нелегкие для него
вопросы. Ответ детей ( отец обращался ко всем) должен был определить
дальнейшую судьбу родителей: “ Как и что делать им ?..”
Дети понимали, что самостоятельно, без их помощи родители (
возраст - более 80 лет) не смогут жить. Особенно мама, тихая, спокойная,
но беспомощная, нуждающаяся в постоянном и бережном уходе.. Сейчас
его обеспечивал Костя, ставший и врачом, и санитаром, и кормилицей. Но
он, как и другие братья, работал: лекции, семинары, консультации,
руководство кафедрой - ежедневно, заседания Совета, собрания,
совещания и т . п. - каждую неделю. В часы и дни, когда он отсутствовал
дома, сиделкой становилась опытная Шура: в прошлом ей не раз
приходилось ухаживать за больными...Оставлять маму без постоянного и
заботливого присмотра - контроля нельзя. Она, серьезно ослабевшая к
середине 70-х, с большим трудом удерживала в своей руке ложку и
стакан...
Дочь настойчиво приглашала родителей переехать к ней: тогда
ухаживать за больной будет намного легче и проще. Мама неохотно, но
все же согласилась жить в светлом, просторном доме на Комиссарской
улице. Отец сразу, после первых слов дочери, решительно отверг ее
предложение.. Причина несогласия вполне понятна: ему было бы
непривычно и трудно находиться в доме, где он - не хозяин... Кем станет
старый, потомственный самолюбивый уралец у зятя?.. Квартирантом,
390
который не может самостоятельно ничего решать и делать?. Такое
положение - совсем не по душе и не в характере отца...
Оля, как и Шура, тоже говорила с моими родителями об их
возможной новой жизни. На этот раз - в нашей квартире: “У нас три
комнаты...Все есть - и вода, и газ, и тепло... Живем свободно и спокойно...
Алена - девочка тихая... Почти весь день в детском саду.. Саша летом
кончит школу и уедет.. Вы можете занять любую комнату...” Старшая
невестка тогда еще не хотела говорить (но родители знали), что пожилые
люди поднимаются на четвертый этаж трудно, медленно и неохотно, но
она надеялась, что со временем все как - то наладится...Может, мы
обменяем свою квартиру и окажемся на первом этаже. Тогда отец сможет
выходить - приходить в любое время.. А маме будет спокойно и на
четвертом этаже: ведь она давно не оставляет дом.
Оле и мне удалось уговорить родителей, и они были готовы переехать
к нам. Хотя отец по - прежнему никак не мог примириться с тем, что ему