лишь тогда, когда разговаривал с женой и смотрел на маленькую Катеньку,
родившуюся в его отсутствие. Родители и братья старались не беспокоить
Пилю ненужными разговорами-расспросами о пережитом на юге.
Его смерть стала первой тяжелой семейной потерей.. И мрачным
сигналом-предупреждением будущих испытаний и потрясений.
18
Беспокойство и страхи гражданской войны долгое время не оставляли
казачьи семьи. Жизнь в Уральске по-прежнему оставалась тревожной,
неустроенной. После трагических испытаний город заметно изменился. Не
в лучшую сторону: в его центре – свежие пустыри, груды разбитых
кирпичей и ржавого металла, разрушенные и пустые дома (местные
«капиталисты» бежали за границу или в большие российские города),
безлюдные улицы, заросшие грязной травой и покрытые серой пылью -
таким стал мой родной город. Никто не гнал коров в табун за Чаган (их
осталось мало в хозяйствах), мост через реку красные разрушили во время
войны, опасаясь наступления казаков.
Ночью на темных улицах по-прежнему гремели выстрелы и
слышались крики испуганных прохожих. Убийства и грабежи стали
постоянными спутниками местной жизни.. Власти пытались, но не могли
навести серьезный порядок в городе.
Спокойно и уверенно чувствовали себя лишь главные строители
нового общества
С вокзала в город и обратно медленно двигались тяжелые подводы с
грузом,
торопливо
пробегали
конные
пролетки
с
местными
руководителями. Горожан пугали грохочущие грузовые автомашины,
совсем недавно появившиеся на улицах города. За железными
чудовищами тянулись клубы дыма и столбы пыли. «Хозяевами» Уральска
66
были Исполком Горсовета и ревком. В них заседали комиссары из двух
столиц: они, кажется, больше занимались игрой в большую политику и
разбором принципиальных споров между Москвой и Оренбургом, чем
решением вопросов, имеющих практическое значение для жителей города
и края. Советская власть, кажется, надолго пришла в Уральск и станицы.
Но многие казаки по-прежнему не принимали ее, непонятную, чужую,
враждебную их вековым традициям, нравственным и религиозным
взглядам, но изменить что-либо в наступившей жизни, протестовать
против новых порядков не решались.
Весной двадцать второго года власти разрешили казакам брать землю
под бахчи и огороды, ездить в луга и степь, косить траву и заготавливать
корм для лошадей и коров, которые должны скоро вновь появиться в
городе.
И в нашем доме тоже происходили различные события: редко –
успешные и радостные, гораздо чаще – неудачные и горестные.
Илларион нашел «чистую» работу в небольшой конторе. Именно о
такой он мечтал с ранних лет. Видимо, войсковое училище сделало его
хорошим специалистом, способным заниматься бумажными и денежными
делами (бухгалтер, счетовод). Через пять-семь лет сын потомственного
казака превратится в опытного, знающего тонкости сложного дела
профессионала, к услугам которого станут обращаться руководители
многих городских учреждений.
Не спрашивая согласия родителей, Илларион неожиданно женился на
Евгении (Ене) Логиновой, казачке из богатой в прошлом семьи, владевшей
хутором в одной из южных станиц и большим домом в городе, на
Оренбургской улице. Новая невестка оказалась женщиной требовательной,
жесткой, самолюбивой. Муж не спорил женой, но спокойно подчинялся ее
советам-приказам. Через год у молодых супругов родился сын, названный
Павлом.
Почти одновременно с Илларионом женился и Степан. Тихий,
молчаливый, он не обращал внимания на городских девушек. Да и они,
кажется, не замечали его...И вдруг – женитьба и свадьба. Оказывается, во
время одной из поездок на юг мой будущий дядя остановился в
небольшом поселке, где случайно разговорился с белокурой девушкой:
нужно был узнать, где находится нужный ему дом. Позже ему не раз
приходилось бывать в этом, уже знакомом месте. Охотно встречался с
приветливой Александрой (Шурой) Крынкиной, которая, как оказалось,
понравилась ему. Через два месяца Степан признался девушке в своем
чувстве и сказал, что обязательно пришлет в ее дом сватов. Родители не
возражали против женитьбы сына, но сказали, что со свадьбой «нынче
надо по тише и попроще». Отправили в дальний поселок лишь одного