Когда мама уезжала в город (обычно на неделю в месяц), дочь
становилась единственной работницей, полностью отвечающей за
спокойствие и порядок в хозяйстве. Она никогда не отказывалась от дела,
которое ей поручали родители. Но Шура, как любая девочка, хотела
встречаться, разговаривать и играть с подругами. И обязательно ходить в
школу. В осенние-зимние дни она с нескрываемой завистью смотрела на
двоюродную сестру Аню, которая торопилась в класс. Но желания моей
сестры не сбылись. Отец думал совсем иначе, чем дочь. Как некогда наш
дед, он полагал, что школа с ее постоянными уроками девочке не нужна,
что ей достаточно умения читать и писать (тетя Еля получила такое
«образование»), что без помощи дочери родители не смогут справиться с
хозяйственными делами. Отец часто говорил, что не следует попусту
тратить время на уроки и чтение, когда в доме много работы: «Надо всегда
заниматься нужным. Нечего лентяя праздновать. Еще успеешь отдохнуть».
Как ни горько, но следует признать, что отец лишил свою
единственную дочь не только возможности учиться в школе, но и
нормального, радостного детства. Мама старалась доказать отцу, что Шура
должна учиться, но отец как будто не слышал ее слов, и положение
девочки-подростка не менялось: ранней весной она уезжала на бахчу - и
возвращалась домой поздней осенью. Лишь зимой сестре удавалось иногда
бывать в школе, но разве можно назвать ее редкое появление в школе
настоящей учебой?
Шура была старше своих одноклассниц, когда с большим трудом
закончила начальную школу. Да и закончила ли? Просто учительница
пожалела тихую, скромную, работящую девочку.
Позже, будучи взрослой, Шура не раз с душевным надрывом в голосе
и со слезами на глазах, не скрывая чувства обиды, вспоминала, как хотела
учиться в школе, а отец отправлял ее на бахчу или на базар, где она,
подросток, торговала арбузами и дынями. Моя сестра, наверное, могла бы
произнести горькую фразу: «У меня в детстве не было детства, а была
только одна работа». К сожалению, в этих словах выражена горькая
правда ее многих (и не только ранних) лет.
6
Положение нашей семьи в начале 1930-х оставалась таким же
трудным, сложным, каким оно была и в предыдущие годы. Городские
огородники и бахчевники, как и владельцы скота, попали под
91
дополнительный налоговый пресс. Чиновники из финансовой конторы
более жестко и внимательно, чем прежде, следили за ними и всегда знали,
кто и что производит, обрабатывает и продает. Власти старались отправить
городских казаков-бахчевников в совхозы и колхозы типа пригородного
«Коминтерна» как бы по их доброй воле. Но «коллективное хозяйство»
отца не интересовало. Покинув рыболовецкую артель и возвратившись в
Уральск, он купил на заработанные деньги лошадь (для детей – Сивый) и
теперь, как прежде, каждое утро отправлялся на биржу.
На бывшей Туркестанской площади в ожидании клиентов,
выстраивались десятки подвод и дрожек. Найти работу не всегда
удавалось. И, простояв весь день на бирже, сердитый отец нередко
возвращался домой без единого рубля в кармане.
Наша семья (в ней уже четверо детей: в 1930-м году на свет появился
я) не считалась бедной. Родители никогда (в присутствии детей) не
говорили о денежных трудностях, но знали, что они могут всегда
возникнуть. И все же отец не допускал мысли о том, что е г о семья может
быть «хуже других». Он заранее искал и находил выход (порою сложный,
жесткий ) из возникающей нелегкой ситуации.
Так, не слушая возражений мамы, не обращая внимания на просьбы и
слезы дочери, он настоял на своем неожиданном предложении. Впрочем,
его слова все следовало пониматься не просто как предложение или совет,
но как твердое, единственно верное и нужное семье решение. С ним были
обязаны соглашаться и мама, и Шура. Прежде всего дочь, так как план
отца имел прямое отношение к ней. Жесткие слова отца определили
будущее сестры - вопреки ее желанию и мечте: «Тебе надо работать. По-
настоящему работать. На одном, постоянном, серьезном месте. Чтоб не
бегать туда-сюда».
Выбор работы и профессии у малограмотной девушки был
небольшим. Она могла трудиться после окончания курсов медсестрой в
местной больнице. Но Шура не хотела находиться в мире человеческих
страданий и смертей: она видела их в раннем детстве, в голодные годы и