постоянного копания в грядках. В цеху всегда рядом работали люди, с
ними можно поговорить о работе, услышать совет, как лучше следить за
станком, пожаловаться на духоту или поделиться свежими городскими
новостями и пр.
7
Хитрости своей профессии Шура разгадывала медленно. Сначала
казалось, что катать валенки – занятие, требующее лишь несколько
простых движений и умения аккуратно разбирать шерсть (видела у
пимокатов). Но уже через три-четыре дня выяснилось, что стоять у станка
не только тяжело, но и сложно и непривычно: оказывается, необходимо
пройти учебные курсы под контролем бригадира и лишь через десять-
пятнадцать дней (может, и через месяц) можно приступать к
самостоятельной работе с заготовками .
В катальном цеху выполнялась лишь первая производственная
операция. Нужно было аккуратно разложить шерсть ( по качеству, цвету и
пр.), затем с помощью специальных лекал и колодок сложить и закрепить
в жесткой холстине будущий, непривычно большой валенок, далее
несколько раз прокатать его в станке и отправить в соседний цех. В
первые недели самостоятельной работы «продукцию» Шуры неоднократно
возвращали обратно: в ней находили производственный брак. И бригадир
советовала молодой работнице: «Работать надо внимательней. Не
торопись, как другие. Когда по-настоящему научишься, вот тогда и будешь
спешить.».
Цех находился в низком, полуподвальном помещении... Днем в нем
царил влажный полумрак, ранним вечером включалось электрическое
освещение. Женщины закрывали лица масками, но такая защита не спасала
их от удушья и кашля. Работа в цеху требовала крепкого здоровья и
крепких рук. Многие болели, но продолжали работать. Аллергия,
туберкулез, бронхит – постоянные спутники катальщиц. Шура старалась
не жаловаться на цеховые трудности, но больная левая рука напоминала о
94
себе, когда приходилось поднимать тяжелую сырую заготовку валенка.
Сестре приходилось терпеть боль: ведь она теперь не маленькая,
беспомощная девочка, а настоящая работница.
Через два месяца самостоятельной работы Шура впервые выполнила
норму. Позднее она стала постоянно перевыполнять ее и оказалась в числе
ударниц.
Изготовленные на фабрике катанки сестре не нравились: были
жесткими и некрасивыми. Она никогда не надевала их. Отец, как и раньше,
заказывал знакомому пимокату белые легкие чесанки для мамы и дочери.
На вещевом базаре покупал черные валенки (для себя и ребят): придирчиво
рассматривал подошвы, проверял их крепость, своими мозолистыми
руками старался размять голенища.
Шура неторопливо знакомилась с фабрикой. Побывала в
сортировочном и моечном цехах, внимательно рассмотрела незнакомые
машины. Верхний, светлый этаж здания оценила как «скучный»: там
сидели одни начальники – директор фабрики, секретарь партийной
организации, председатель профкома. Они не интересовали сестру. Как и
веселый комсомол, в ряды которого она так и не вступила. Наверное,
потому, что отец по-прежнему неодобрительно, а порою и резко
отрицательно говорил о современной шумной, «безалаберной» (по его
мнению) молодежи. Для него комсомольцы и пионеры – «болтуны» и
«бездельники», не умеющие и не желающие серьезно исполнять нужные
дела. Мужчин – рабочих на фабрике – мало (начальники – не мужчины).
Шура видела их редко. Лишь иногда из низкого дальнего здания котельной
выбегали грязные, с сажей на лице и руках кочегары, чтобы подышать
свежим воздухом. В катальный цех заходили лишь «чистые» рабочие –
ремонтники и электрик: они проверяли станки и электропроводку.
Женщины встречали мужчин весело – насмешливо: пришедшие на
некоторое время отвлекали катальщиц от шумной однообразной работы.
На пять - десять минут в цеху наступала радующая всех тишина:
проводилась проверка станков и приборов.
8
Все случилось, как всегда, неожиданно. Шура познакомилась и
подружилась с молодой, как она, работницей, Полиной (Полей), дочерью
известного в городе бондаря Шишонкова. Его небольшая мастерская на
бывшей Мостовой (недалеко от Чагана) улице всегда привлекала
мальчишек: летом они толпой стояли около открытой двери и
внимательно наблюдали за тем , как немолодой мастер работает