может привести к страшной беде.. И осуждала себя за нерешительность и
слабость в разговоре со : своим Семенычем: ведь хотела, но не смогла
помочь сыну..
...Сестра “дорабатывала” на фабрике последний месяц... Впереди ее
ждал т. н. “декретный” отпуск. Шура несколько терялась, когда думала о
будущей жизни. Она по - прежнему мечтала строить свое семейное
“гнездо”. Видела, что Ваня, привыкший с молодых лет жить
самостоятельно, при всей своей открытости характера и желании помочь
тестю в хозяйственных делах, не привык ( и вряд ли когда - либо
привыкнет) к порядкам в нашем доме. Наверное, поэтому после окончания
смены на фабрике он часто не сразу возвращался в семью: выполнял
(конечно, не бесплатно) просьбы, с которыми обращались к нему и
знакомые уральцы, и руководители предприятий и контор. Классный,
хорошо знающий свое дело специалист, он быстро проверял и
восстанавливал электросеть, заменял приборы и пр. Уставал, но никогда
129
не отказывался от “халтуры”: Ване хотелось иметь хотя бы небольшой
денежный “запас” накануне рождения ребенка
Пожалуй, труднее всех в летне - осенние месяцы сорокового года
приходилось старшему брату. Думая над происшедшим, Гриня хотел, но
не мог ничего понять и объяснить. Он осунулся, заметно похудел, ходил с
опущенной головой, глаза смотрели тускло и равнодушно, улыбка ( и
раньше - редкая) исчезла с его лица, с братьями и сестрой разговаривал
мало и неохотно.. Постоянно о чем -то думал. Вероятно, ругал себя за то,
что не решился настоять на своем желании, не сделал первый, по -
настоящему самостоятельный шаг. Родной дом уже не воспринимался
Гриней как свой: он превратился для него в новый “источник постоянной
душевной боли”. Старался не привлекать к себе внимания многих
знакомых. Мама, успокаивая сына, говорила ,что в следующем году
обязательно поедет в Ленинград и будет там учиться. Ему хотелось
надеяться, что именно так будет. И одновременно, вспоминая недавнее,
сомневался в своем светлом, радостном будущем ..
Уходил брат из дома ранним утром и возвращался поздним вечером.
В конторе “Маслопрома”, среди суетливых служащих, он не нашел своего
места, хотя и проводил на работе долгие часы. Не мог привыкнуть к
“бумажному” делу, которое не понимал. Переход от знакомой школьной
жизни к ”бессмысленной“ (по его мнению) службе стал для Грини
трудным испытанием - не столько физическим, сколько моральным,
духовным. В старших классах он привык выполнять “умные” задания по
черчению, решать сложные задачи по алгебре и геометрии, составлять и
объяснять “странные” схемы, рассматривать географические карты,
запоминать названия незнакомых городов и рек... А здесь, в
“Маслопроме”, его знания оказались никому не нужны.. И большие цифры
финансовых отчетов для брата не имели конкретного смысла... Он не видел
в них реального содержания...
8
В нашем доме с давних пор существовал строгий порядок: к вечеру
родители обязательно заканчивали все серьезные хозяйственные дела.
Проверяли : напоен и накормлен скот? закрыты на ночь куры ? чисто во
дворе? И лишь после такого “контроля” отец и мама разрешали себе
заняться “своим, личным”: переодеться в “чистое, домашнее”, еще раз
умыться, неспешно поговорить с дочерью и зятем о прошедшем дне,
расспросить ребят о школьных уроках и отметках, делах и
развлечениях...Поговорив со всеми и помолившись перед семейной
иконой, они спокойно приступали к ужину...
130
За вечерним столом обычно собирались все члены семьи.. Таково
“правило” нашей семейной жизни, нарушаемое лишь в “самые горячие”,
т. е. в летние рабочие дни (сенокос, бахча и пр. ). Оно соблюдалось многие
годы. Но после жестокого, непонятного “приговора по старшему сыну” в
доме что-то “сдвинулось”. Братья - подростки чувствовали, что
происходит нечто странное, но разгадать “ тайну нашей жизни” не могли..
Иногда у сестры и ее мужа объявлялись “срочные” вечерние дела, и
они на несколько часов покидали дом. Гриня теперь часто задерживался в
конторе, чтобы “срочно написать нужную бумагу”, и не всегда успевал
придти к ужину. Рассматривать поведение сестры и брата как протест