— Шеф Кедров, ваша машина движется на наш лагерь. Это нарушение договора о статусе походных лагерей планетарного права. Вы вошли в пятикилометровую зону. Немедленно остановитесь!
Голос, цедящий английские слова дышал яростью и злостью. Максиму было на это плевать, он шёл сюда неделю — через тысячи километров пустоты, кратеров, трещин. Шел, чтобы вернуться ни с чем? Как побитая собака с опущенным хвостом?
— Карим, включи дальномер, двигай прямо на них, остановишься метров за пятьдесят.
Приказал он хрипло, переключаясь на внутреннюю связь. Механик-водитель, несомненно, слышал его разговор с американцами и разделял упрямство Максима. «Зубр» вздрогнул, прибавил ход.
Динамики взорвались угрозами и обвинениями. Когда стало ясно, что советский вездеход не остановится, а его лазерный луч скачет по корпусам бобкэтов, американцы заткнулись.
— Всё начальник, как в аптеке, 50 метров и совсем нет сантиметров.
— Хорошо Карим, насколько у нас осталось энергии?
— Часов на 16, не больше, а потом кирдык, совсем мёртвыми будем.
— Айно, давай связь с Капой, доложи, что мы в точке ноль и свяжи с Болотовым.
С выключенным мотором голоса в кабине звучали непривычно громко. Уши привыкли фильтровать слова из шумов механизмов и теперь бастовали — ныли от тишины. Максим говорил с экипажем, не отрываясь от окуляров. Вокруг крошечного «зубра» был марсианский вечер — маленькое солнце золотило вдали громаду горы Элизия на севере, здесь на равнине каждый каменистый бугорок тянулся густой тенью на восток. Песок потерял свой грязно оранжевый цвет, оттенки красного, стал темно-бурым и мрачным. Ничем этот пейзаж не отличался от виденных Кедровым раньше марсианских долин. Трещины, воронки, изредка нагромождения камней, угловатых с резкими сколами. Атмосфера, лишённая плотности и влаги не вылизывала здесь минералы. Они трескались от перепадов температуры, подтачивались песчаными бурями.
Было решительно непонятно, что могло выдать мощный пакет радиосигналов. Учёные куполов объявили о своей непричастности. Старые добрые мысли о братьях по разуму или на худой конец обломках летающей тарелки немедленно взбудоражили умы. На Землю и обратно полетели команды, инструкции, распоряжения. Точка передачи лежала далеко за чертой досягаемости обычных вездеходов. Энергонезависимых аппаратов для дальней разведки не было, на Марсе в этом не нуждались. Тем не менее, из соседних куполов к ней рванулись две экспедиции. Американцы спешно разработали перевозную электростанцию из спутниковых солнечных батарей. У Советского Союза не было технологии мощных энергопанелей. Техники «Капицы» или Капы, как его называли американцы, пошли другим путём — из купола вышла колонна вездеходов, груженных аккумуляторами. Оставляя за собой контейнеры с энергией для обратной дороги, колонна как многоступенчатая ракета пошла к цели. Но для последнего рывка аккумуляторов всё равно не хватало.
Болотов, эта живая легенда Марса, здоровенный дядька с Кубани, когда отправлял колонну, рубанул Кедрову решительно и сурово:
— Дойдёшь к месту на последнем киловатте Кедров. Разберёшься что там по чём, выставишь маяк. Мы тут подшаманим «Тополь» и прилетит к тебе друг волшебник в голубом вертолёте с мешком батареек, усёк? Решал в школе задачку по бросанию тела под углом к горизонту?
Магнитоимпульсный разгонный комплекс «Тополь-5М» использовали для вывода атмосферных зондов. Благодаря ему можно было сообщать углы стартового ускорения, зонды имели небольшие реактивные двигатели и дистанционное управление. Усекать тут было несложно — отстрелить зонд под низким углом и навести на маяк. Это походило на стрельбу из зенитки навесным способом по наземным целям. Всё это Максим понимал, но испытывать на своей шкуре ой как не хотелось. Авантюра чистой воды. А если умники технари накосячат и промахнутся километров на сто? Как брякнется зонд? Тьфу ты, примарсится? Не расколются в нём аккумуляторы как орехи?
— Усёк, Родион Кириллович. В первый раз что ли? — сказал он осторожно. — Если Родина скажет надо…
— По глазам вижу, дрейфишь капитально Кедров.
Заключил Болотов и его кустистые брови сошлись на переносице. Это было 12 болотов по шкале Болотова. Так геологи называли состояние шефа близкое к ярости. Его боялись, боялись за вспышки гнева, когда огромные кулаки рассекали воздух у носа провинившегося, а от мата закладывало уши. Но вместе с тем и любили его как друга, как отца и даже как бога. Когда ледяной марсианской ночью вдали вспыхивали огни спасательных партий, все погибающие от холода страдальцы знали, это железная воля Болотова разбила пустыню на квадраты, заставила людей работать круглосуточно. Лучшая московская клиника для больной раком матери — это был Болотов, строгий выговор с занесением в личное дело, вместо суда за случайную аварию — это был тоже он.