вестнике» 17 года три тому назад. Автор этих «Воспоми
наний», называвшийся Катенькой, как видно из его рас
сказа, у нас же и в то время известный под именем
Miss Black-eyes * Сушкова, впоследствии Хвостова, ве
роятно, и не подозревает, что всем происшествиям был
свидетель, на которого, как на ребенка, никто не обра
щал внимания, но который много замечал, и понимал,
и помнит, между прочим, и то, что никогда ни Alexandrine W. 18, ни Catherine S. 19 в нашем соседстве, в Москве, не жили; что у бабушки не было брата,
служившего с Грибоедовым, и тот, о ком идет речь, был
военным губернатором (Николай Алексеевич Столыпин)
в Севастополе, где в 1830 году во время возмущения
и убит; что, наконец, Мишель не был косолап и глаза
его были вовсе не красные, а скорее прекрасные.
Будучи студентом, он был страстно влюблен, но не
в мисс Блэк-айз и даже не в кузину ее (да не прогне
вается на нас за это известие тень знаменитой поэтес
сы) 20, а в молоденькую, милую, умную, как день,
* Черноокая ( англ.) .
37
и в полном смысле восхитительную В. А. Лопухину 21,
это была натура пылкая, восторженная, поэтическая
и в высшей степени симпатичная. Как теперь помню ее
ласковый взгляд и светлую улыбку; ей было лет пят
надцать — шестнадцать; мы же были дети и сильно
дразнили ее; у ней на лбу чернелось маленькое родимое
пятнышко, и мы всегда приставали к ней, повторяя:
«У Вареньки родинка, Варенька уродинка», но она, до
брейшее создание, никогда не сердилась. Чувство к ней
Лермонтова было безотчетно, но истинно и сильно, и
едва ли не сохранил он его до самой смерти своей, не
смотря на некоторые последующие увлечения, но оно не
могло набросить (и не набросило) мрачной тени на его
существование, напротив: в начале своем оно возбудило
взаимность, впоследствии, в Петербурге, в гвардейской
школе, временно заглушено было новою обстановкой
и шумною жизнью юнкеров тогдашней школы, по всту
плении в свет новыми успехами в обществе и литера
туре; но мгновенно и сильно пробудилось оно при не
ожиданном известии о замужестве любимой женщины;
в то время о байронизме не было уже и помину.
В домашней жизни своей Лермонтов был почти
всегда весел, ровного характера, занимался часто музы
кой, а больше рисованием, преимущественно в баталь
ном жанре, также играли мы часто в шахматы и в воен
ную игру, для которой у меня всегда было в готовности
несколько планов. Все это неоспоримо убеждает меня
в мысли, что байронизм был не больше как драпировка;
что никаких мрачных мучений, ни жертв, ни измен, ни
ядов лобзанья в действительности не было; что все сти
хотворения Лермонтова, относящиеся ко времени его
пребывания в Москве, только детские шалости, ничего
не объясняют и не выражают; почему и всякое сужде
ние о характере и состоянии души поэта, на них осно
ванное, приведет к неверному заключению, к тому же,
кроме двух или трех, они не выдерживают снисходи-
тельнейшей критики, никогда автором их не назнача
лись к печати, а сохранились от auto da-fé случайно, не
прибавляя ничего к литературной славе Лермонтова,
напротив, могут только навести скуку на читателя, и
всем, кому дорога память покойного поэта, надо очень,
очень жалеть, что творения эти появились в печати.
По выпуске из пансиона Мишель поступил в Мос
ковский университет, кажется, в 1831 году 22. К этому
времени относится начало его поэмы «Демон», которую
38
так много и долго он впоследствии переделывал; в пер
воначальном виде ее действие происходило в Испании
и героиней была монахиня; 23 также большая часть его
произведений с байроническим направлением и очень
много мелких, написанных по разным случаям, так как
он, с поступлением в университет, стал посещать мос
ковский grand-monde *24. Г. Дудышкин, в статье своей
«Ученические тетради Лермонтова», приводит некото
рые из этих стихотворений, недоумевая, к чему их
отнести; мне известно, что они были написаны по случаю
одного маскарада в Благородном собрании, куда Лер
монтов явился в костюме астролога, с огромной книгой
судеб под мышкой, в этой книге должность кабали
стических знаков исправляли китайские буквы, выре
занные мною из черной бумаги, срисованные в колос