Выбрать главу

возвращения, нам вместе будет даже весело; моя

пылкая любовь понимает и ценит ее старческую при­

вязанность.

Он пожал мне руку, сказав:

* «Ты ангел» ( фр.) .

121

— С моей стороны это было маленькое испытание;

я верю вашей любви и готовности сделать мое счастие,

и сам я никогда не был так счастлив, потому что никогда

не был так любим. Но, однако же, обдумайте все хорошо,

не пожалеете ли вы когда о Л<опу>хине? Он добр —

я зол, он богат — я беден; я не прощу вам ни сожаления,

ни сравнения, а теперь еще время не ушло, и я еще

могу помирить вас с Л<опу>хиным и быть вашим

шафером.

— Мишель, неужели вы не понимаете, что вам

жестоко подсмеиваться теперь надо мной и уговаривать

меня поступить против моего сердца и моей совести?

Я вас люблю, и для меня все кончено с Л<опу>хиным.

Зачем вы мучите меня и выказываетесь хуже, чем

вы есть?

— Чтоб не поступить, как другие: все хотят ка­

заться добряками, и в них скоро разочаровываются, —

я, может быть, преувеличиваю свои недостатки, и для

вас будет приятный сюрприз найти меня лучше, чем

вы ожидаете.

Трудно представить, как любовь Лермонтова возвы­

сила меня в моих собственных глазах; я благоговела

перед ним, удивлялась ему; гляжу, бывало, на него и не

нагляжусь, слушаю и не наслушаюсь. Я переходила

через все фазы ревности, когда приезжали к нам моло­

дые девушки (будь они уроды) ; я каждую из них ревно­

вала, каждой из них завидовала, каждую ненавидела

за один его взгляд, за самое его пошлое слово. Но

отрадно мне было при моих поклонниках, перед ними

я гордилась его любовью, была с ними почти неучтива,

едва отвечала на их фразы; мне так и хотелось сказать

им: «Оставьте меня, вам ли тягаться с ним? Вот мой

алмаз-регент, он обогатил, он украсил жизнь мою, вот

мой к у м и р , — он вдохнул бессмертную любовь в мою

бессмертную душу».

В это время я жила полной, но тревожной жизнью

сердца и воображения и была счастлива до бесконеч­

ности.

Помнишь ли ты, Маша, последний наш бал, на кото­

ром мы в последний раз так весело танцевали вместе,

на котором, однако же, я так рассердилась на тебя?

Я познакомила тебя с Лермонтовым и Л<опу>хиным,

122

и ты на мои пылкие и страстные рассказы отвечала,

покачав головой:

— Ты променяла кукушку на ястреба.

О, ты должна верить, как искренно я тебя люблю,

потому что я тебе простила это дерзкое сравнение. Да,

твоя дружба предугадала его измену, ты все проникла

своим светлым, спокойным взором и сказала мне:

«С Л<опу>хиным ты будешь счастлива, а Лермонтов,

кроме горя и слез, ничего не даст тебе». Да, ты была

права; но я, безрассудная, была в чаду, в угаре от его

рукопожатий, нежных слов и страстных взглядов.

В мазурке я села рядом с тобой, предупредив Ми­

шеля, что ты все знаешь и присутствием твоим покро­

вительствуешь нам и что мы можем говорить, не стесня­

ясь твоим соседством. Ты слышала, как уверял он меня,

что дела наши подходят к концу, что недели через две

он объявит о нашей свадьбе, что бабушка с о г л а с н а , —

ты все это слышала и радовалась за меня. А я! О, как

слепо я ему верила, когда он клялся, что стал другим

человеком, будто перерожденным, верит в бога, в лю­

бовь, в дружбу, что все благородное, все высокое

ему доступно и что это чудо совершила любовь моя;

как было не вскружиться моей бедной голове!

На этом бале Л<опу>хин совершенно распрощался

со мной, перед отъездом своим в Москву. Я рада была

этому отъезду, мне с ним было так неловко и отчасти

совестно перед ним; к тому же я воображала, что при­

сутствие его мешает Лермонтову просить моей руки.

На другой день этого бала Мишель принес мне

кольцо, которое я храню как святыню, хотя слова, вы­

резанные на этом кольце, теперь можно принять за

одну только насмешку 46.

Мне становится невыносимо тяжело писать; я под­

хожу к перелому всей моей жизни, а до сих пор я

с какой-то ребячливостью отталкивала и заглушала все,

что мне напоминало об этом ужасном времени.

Один раз, вечером, у нас были гости, играли в кар­

ты, я с Лизой и дядей Николаем Сергеевичем сидела

в кабинете; она читала, я вышивала, он по обыкновению

раскладывал grand'patience. Лакей подал мне письмо,