Выбрать главу

колебимый и бесстрашный в ненависти, он не раз дол­

жен был испытать горечь разочарования. Слишком

часто отторгали его от друзей истинных, слишком часто

предавали его друзья ложные. Выросший в обществе,

где невозможно было открыто высказать все, что пере­

полняло его, он был обречен выносить тягчайшую из

человеческих пыток — молчать при виде несправедли­

вости и угнетения. С душою, горевшей любовью

к прекрасному и свободному, он был вынужден жить

в обществе, которое прикрывало свое раболепие и раз-

* дать ему возможность ( фр.) .

135

врат фальшивым блеском показного великолепия. Пер­

вая же попытка открыто выразить бурлившее в его

душе яростное возмущение — ода на смерть Пуш­

кина — навлекла на него изгнание. Путь активной

борьбы для него был закрыт, единственное, чего у него

не могли отнять, был его поэтический гений, и теперь,

когда душа его переполнялась, он обращался к поэзии,

вызывая к жизни полные мучительной боли звуки, пате­

тические мелодии, язвительную сатиру или любовную

песнь. Его произведения — это всегда правдивое выра­

жение глубоко пережитого и до конца прочувствован­

ного, всегда внутренняя необходимость, порожденная

какой-то особой ситуацией, особым импульсом, что,

как заметил Гете, всегда служило отличительным при­

знаком истинной поэзии.

Лермонтов находился под сильнейшим влиянием

гения Пушкина, с чьим именем, как мы уже сказали,

связано начало его литературной известности. Но Лер­

монтов никогда не был подражателем Пушкина. В отли­

чие от Пушкина Лермонтов никогда не искал мира

с обществом, в котором ему приходилось жить: он смер­

тельно враждовал с ним — вплоть до дня своей гибели.

День 14 декабря 1825 г., который завершил собою

период относительно мягкого царствования Алексан­

дра, допускавшего некоторые ростки либерализма,

и кровавым террором возвестил становление деспоти­

ческого режима Николая, стал переломным днем в жиз­

ни России, в русской литературе. Пушкин в то время

находился в зените славы; Лермонтов только вступал

в литературу. <...> 2

Лермонтов принадлежит к числу поэтов, которых

принято называть «субъективными». Его произведения

отражают прежде всего его собственный внутренний

мир — его радости и печали, его надежды и разочаро­

вания. Герои Лермонтова — часть его самого; его сти­

хотворения — самая полная его биография. Все это

отнюдь не следует понимать в том смысле, что он был

лишен качеств объективного поэта. Ничего подобного.

Многие его произведения — «Песня про царя Ивана

Васильевича, молодого опричника и удалого купца Ка­

лашникова», н а п р и м е р , — доказывают, что он в полной

мере обладал умением создавать характеры, никак

не подсказанные его собственным. Но он принадлежал

к тем натурам, в чьих сердцах все струны, связываю­

щие их с эпохой, звучат с такой неистовой силой, что

136

их творческий гений никогда не может полностью осво­

бодиться от личных переживаний, впечатлений, раз­

думий.

Подобные натуры обычно появляются в периоды

упадка устоявшихся форм общественной жизни, в пере­

ходное время, когда в обществе господствует скепти­

цизм и нравственное разложение. Кажется, что в такие

времена в них одних находят убежище чистейшие идеа­

лы человечества; только их устами они провозгла­

шаются. Они клеймят пороки общества, обнажая свои

собственные раны, ошибки и внутреннюю борьбу,

и в то же время они искупают и исцеляют этот прогнив­

ший мир, раскрывая красоту и совершенство челове­

ческой натуры, в тайны которой может проникнуть

только гений. В их творчестве слиты воедино эпос

и лирика, действие и размышление, повествование

и сатира. Барбье и более всего Байрон представляют

этот тип поэта; оба они, как и Пушкин, оказали на Лер­

монтова немалое влияние. Пушкин научил его тайнам

русского стиха; подобно Байрону он глубоко презирал

общество; у Барбье он учился сатире и чеканным фор­

мам ее выражения. Но влияния эти ни в малейшей сте­

пени не подавили его самобытности, скорее, напротив,

они лишь усилили и отточили ее.

Что, однако, особенно примечательно в творчестве

Лермонтова — это реализм, который, как мы уже гово­

рили в нашей статье о Пушкине, составляет, пожалуй,