А вы, толпою жадною стоящие у трона... —
и т. д., но все-таки мы волновались, приходили на кого-то в глубокое
негодование, пылали от всей души, наполненной геройским вооду
шевлением, готовые, пожалуй, на что угодно, — так нас подымала
17
сила лермонтовских стихов, так заразителен был жар, пламеневший
в этих стихах. Навряд ли когда-нибудь еще в России стихи произ
водили такое громадное и повсеместное впечатление. Разве что лет
за <двенадцать> перед тем «Горе от ума» 1.
Молодой Пушкин сказал: «И неподкупный голос мой // Был эхо
русского народа».
Теперь, в дни похорон Пушкина, скорбным эхом русского народа
прозвучал смелый голос молодого Лермонтова:
И вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь!
Весной 1837 года сосланный Лермонтов прибыл на Кавказ.
Что пишут о времени его первой ссылки мемуаристы?
Единственным значительным воспоминанием об этом периоде
жизни поэта являются воспоминания H. М. Сатина, соученика
Лермонтова по Университетскому пансиону, участника студенческого
кружка Герцена — Огарева. Белинский, декабристы С. И. Кривцов,
В. М. Голицын, доктор Н. В. Майер — таков круг лиц, с которыми
свел знакомство Лермонтов при содействии Сатина. Дружеские
отношения с Николаем Васильевичем Майером, широкообразован
ным человеком, другом сосланных на Кавказ декабристов, оставили
глубокий след в жизни поэта. Майер, как известно, стал прототипом
доктора Вернера в «Герое нашего времени».
О политических интересах Майера писал в своих воспомина
ниях офицер Генерального штаба в Ставрополе Г. И. Филипсон;
отправляясь в экспедицию 1837 года, он взял с собой несколько
книг, рекомендованных ему Майером, — это были: «История фран
цузской революции» Минье, «История английской революции» Гизо,
«История контрреволюции в Англии» Карреля и «О демократии
в Америке» Токвиля. «Я их прилежно и з у ч а л , — писал Филипсон, —
и это дало совсем особенное направление моим мыслям и убеж
дениям» 2.
Итак, в Пятигорске, в кружке сосланных декабристов, в котором
бывали Лермонтов и Майер, читались запрещенные в России
книги, посвященные английской и французской революциям, соци
альному устройству Соединенных Штатов Америки, словом, обсуж
дались кардинальные вопросы общественного развития современного
общества.
Не так ли ты, о европейский мир,
Когда-то пламенных мечтателей кумир,
К могиле клонишься бесславной головою,
Измученный в борьбе сомнений и страстей,
Без веры, без надежд — игралище детей,
Осмеянный ликующей толпою!
(«Умирающий гладиатор»)
1 Русская старина, 1881, № 2, с. 410—411.
2 Русский архив, 1883, № 6, с. 249.
18
Эти строки, написанные поэтом в 1836 году, вероятно, приходили
ему на память во время откровенных бесед в пятигорском «оазисе»
свободолюбия.
Немногословные воспоминания М. И. Цейдлера и В. В. Боборы
кина воссоздают лишь отдельные штрихи жизни Лермонтова на
Кавказе. Отсутствие развернутых мемуарных свидетельств привело
к тому, что первая ссылка Лермонтова оказалась недостаточно
освещенной биографами поэта; многие ее эпизоды остаются неиз
вестными или плохо изученными. Правда, разыскания Ираклия
Андроникова в его книге «Лермонтов в Грузии в 1837 году» и работы
других исследователей постепенно проясняют «белые пятна», однако
пробелы в мемуарной литературе и в других источниках вынуждают
порой ограничиваться предположениями.
К осени 1837 года относится знаменательная встреча поэтов
двух поколений — Лермонтов знакомится с Александром Одоевским,
только что переведенным из Сибири на Кавказ. От Одоевского
Лермонтов мог узнать многое о Грибоедове и Рылееве, о восстании
14 декабря 1825 года, о сибирской ссылке. К сожалению, Одоевский
не оставил воспоминаний, и об их увлекательных беседах мы можем
только догадываться по стихотворению Лермонтова «Памяти
А. И. О<доевско>го».
Я знал его: мы странствовали с ним
В горах востока, и тоску изгнанья
Делили дружно; но к полям родным
Вернулся я, и время испытанья
Промчалося законной чередой;
А он не дождался минуты сладкой:
Под бедною походною палаткой
Болезнь его сразила, и с собой
В могилу он унес летучий рой
Еще незрелых, темных вдохновений,