– Откуда у вас это платье?
Утром я долго пытался сообразить, что это за тетка трясет меня за плечо и спрашивает:
– Сергей Федорович! Откуда у вас в шкафу мое желтое платье?
Господи Иисусе! А также Магомете, Иегове, Будде и прочая! Да кто ж такие вопросы на непроснувшегося человека обрушивает? Или я должен одновременно сообразить, где я, с кем разговариваю, какое такое платье, почему в моем шкафу и вообще что здесь происходит? Почему нельзя было разбудить меня нежным поцелуем и запахом свежесваренного кофе, подождать, пока я увижу мир во всей полноте красок, после чего представиться, ознакомить с кратким содержанием предыдущего вечера (а вдруг у нас что-нибудь было?) – и только потом вскользь упомянуть о каком-то там платье?
Естественно, я понятия не имел, откуда у меня в шкафу какое-то там платье! Я даже день недели не назвал бы в этот момент! Выручила выработанная за годы общения с женщинами привычка врать (что делать, приходится говорить на языке, который понятен собеседнику). Не приходя в сознание, я выдал какую-то фантасмагорию с участием десятка вымышленных персонажей – и начал просыпаться. И чем сильнее я просыпался, тем глупее себя чувствовал. А какого, собственно, хрена? Чего это я перед ней оправдываюсь? Навязалась тут на мою голову…
Рассвирепев, я оборвал свою увлекательную историю о бедной сестре из Киева (о какой сестре? из какого Киева?) и демонстративно отвернулся к стене.
Тут до меня дошло, что Катя (о, имя вспомнил!) уже минут пять заливается, как табакерочный чертик – их теперь в каждом сувенирном магазинчике продают. Надо было бы обидеться, но я не смог. Мне почему-то казалось, что моя гостья хохочет не надо мной, а вместе со мной. Я тоже развеселился – особенно когда представил, как это все выглядит со стороны.
Вообще-то я попытался хранить демонстративную угрюмость, но долго не продержался, потому что Катерина перехватила эстафету и поведала небывальщину о том, как и где она то ли покупала, то ли шила это самое платье. Мне было сообщено полтора миллиона подробностей о размере вытачек, тетке, которая стояла перед кем-то в очереди, подробном маршруте следования до портного и предположительном химическом составе Большого Пятна.
Трудно теперь понять, что в тот момент так меня рассмешило, но приходилось кусать себя за губу, чтобы не смеяться. Наверное, больше всего меня забавляла непосредственность, с которой гостья обрушивала на меня уйму совершенно не нужных мне подробностей.
Чтобы отвлечься, я пытался вспомнить, кто из моих знакомых носит бежевое платье. Машка? Нет, она, кажется, в джинсах ходит. Юлька? А в чем ходит Юлька? Наверное, тоже в джинсах. Или боевая подруга молодости Ольга? По-моему, в юбке. Я точно помнил, что долго не мог найти на этой юбке застежку, а Оленька только подхихикивала. Или это была Машка? Точно, Машка, потому что Ольга носит джинсы! Кажется…
Тут я проснулся окончательно.
– Эй, – сказал я, уже не скрывая буйного веселья, овладевшего мной, – как ты себе это представляешь? Тетка пришла ко мне в платье, а ушла голая? Или ты думаешь, что я тут в свободное от работы время шью-крою?
По-моему, Катя обиделась. Ну и ладно!
Первые десять минут он нес какую-то ахинею про то, что:
– Ты ничего такого не подумай, приезжала моя сестра из Киева…
Вот представьте себе картину: практически голый мужик лежит передо мной на диване и, не просыпаясь, с разгона начинает наворачивать совершенно продуманную историю о сестре, которая здесь останавливалась буквально неделю назад и забыла это… то, что нужно, то и забыла…
Как говорил Воланд: «Интереснее всего в этом вранье то, что оно – вранье от первого до последнего слова».
Было очевидно, что Сергей профи, я его невольно зауважала. Но поскольку верить в эту галиматью мне было не обязательно, я решила его подколоть.
Какой-то чертенок во мне с утра поселился, который меня щекотал, заставлял смеяться и делать всякие глупости.
С совершенно серьезным видом я начала задавать вопросы:
– А на какой улице живет твоя сестра?
– Независимости.
Молодец какой, соображает быстро!
– Виден ли у нее из окна Днепр?
– Ну, немного… пожалуй, да.
Наверное, у него в голове происходил в это время сложный мыслительный процесс, а потом он решил, что Днепр – река длинная. Ее отовсюду видно.
– А чуден ли Днепр при тихой погоде? – давясь от смеха, спросила я.
– Да, – немедленно ответил Сергей, а потом, видимо, проснулся и рявкнул: – Не твое дело!..
Тут я уже не выдержала и расхохоталась в голос. Он надулся и уткнулся в стенку.
– Понимаешь, мне кажется, это мое платье, – отсмеявшись, сказала я.
Тишина.
– Ой, извини. Ничего, что я на «ты»? Просто у меня с утра настроение уж очень хорошее, даже подозрительно.
Тишина. Тогда я решила все объяснить. Рассказала, как ходила выбирать ткань. Что на самом деле я никогда не ношу платья, а тем более какие-то бежевые. Но тут, перед Новым годом, мне захотелось именно платье, а когда я увидела в магазине этот трикотаж, у меня просто руки затряслись, потому что я поняла – именно это мне и нужно. Рассказала про Новый год, какой он получился веселый, но холодный. Как мы все танцевали до пяти утра. А утром я обнаружила, что на платье пятно. Сначала очень расстроилась, а потом поняла, что ничего страшного, только стирать его дома побоялась. А поскольку повода надеть его еще раз с тех пор не представилось, до химчистки я так и не дошла, а висит оно все это время у меня в шкафу, вернее, теперь уже у вас, вернее, у тебя. Это ничего, что опять на «ты»? Посмотри, вот пятно, похоже на кошачью мордочку…
Со стороны дивана уже некоторое время доносилось какое-то странное похрюкивание.
Когда Сергей повернулся посмотреть на пятно, мы поменялись ролями. Потому что теперь он хохотал в голос, а я стояла над ним с дурацким видом. Видимо, не только дурацким, но и несчастным, потому что он внезапно сжалился и ответил, что, во-первых, понятия не имеет, откуда это платье взялось. И если рассуждать логично, взяться ему неоткуда. Женщины тут не живут, только ночуют. И если даже одна из них и пришла в этом платье, то должна была в нем и уйти. А во-вторых, мало ли на свете одинаковых платьев, это у меня нервное потрясение сказывается.
Все возражения по поводу того, что вот эту вытачку я сама придумана, такой ни у кого больше быть не может, были отметены с негодованием. По-моему, больше потому, что Сергей просто не понимал, о чем речь. В конце концов я решила махнуть на все рукой, тем более что уже давно пора ехать на ВДНХ. Я запихала платье в шкаф, еще пару раз, на ходу раскланиваясь, одновременно крася губы, собирая сумочку, проверяя мобильник, сказала дежурное «спасибо за все». И наконец выскочила из квартиры, даже не успев подумать о том, что больше никогда здесь не окажусь.
Как я ни пытался убедить себя в том, что ничего позорного для меня не произошло, настроение оставалось отвратительным.
Как следствие, весь день полетел к чертям собачьим, а оттуда, не задерживаясь, к фене. К едрене фене.
Все утро я провел в размышлениях о разных странных и безрадостных вещах: о платье, неведомо откуда возникшем у меня в шкафу, о гостье, имя которой я угадал с первого раза, о бездарно проведенной ночи.
Но самой странной и безрадостной была необходимость вставать и тащиться на работу.
О, как я был прав! «Я же знал, я знал, – говорил в таких случаях один мой знакомый топ-менеджер, – я же не хотел сегодня выходить из дому!»
День выдался суматошный, но веселый.
Во-первых, я замечательно выглядела. Это отражалось не только в зеркале, но и в глазах встречных мужчин. Как следствие, от метро до павильона я практически скакала на одной ножке, привлекая к себе все больше внимания, что еще больше поднимало мне настроение.