Маадай-Кара. Алтайский героический эпос

Железный тополь стоял.
Белый скот, подобный белому туману,
4600 Внутри железной изгороди
Плотно стоял.
Светлоликий разноязыкий народ
Внутри железной тюрьмы
Жил.
4605 В семидесяти долинах
Скот семидесяти каанов собравший,
К подножию шестидесяти гор
Народ шестидесяти аймаков собравший,
На темно-сером коне ездящий
4610 Кара-Кула каан
Дома теперь, оказывается, был.
У железной коновязи
Его темно-серый [конь] стоял.
Вдруг у него голова и глаза
4615 Заболели,
Грызя железную коновязь,
Вокруг нее кружился.
Кара-Кула каан
В девяностогранной каменной юрте
4620 На медном ложе о семи ногах,
На постели в семьдесят слоев,
На подушке, подобной синему облаку,
Ноги вдоль ложа вытянув,
Больной лежал.
4625 «Голова и грудь [болят]»,— говоря,—
Громко стонал.
Что случилось,— того он не знал.
Любимая дочь Эрлик-бия
Абрам-Моос Кара-Таади
4630 С медными серьгами, похожими на медный котел,
С медным носом, похожим на медный чайник,
В шапке из перьев филина,
В одежде из холщовых лент,
Холщовой одеждой шурша,
4635 Берестяной обувью скрипя,
Верхом на девятилетнем черном быке,
Черный скот свой объездила,
По многочисленным стойбищам покружила,
Теперь дома сидит, оказывается.
4640 Лунную сутру, которая обо всем ведает, вытащила,
Мудрую самру[268], которая обо всем говорит, открыла,
Что невозможно узнать, узнала,
Что невозможно почуять, почуяла.
«Имеющий отцом черную гору,
4645 Имеющий матерью четыре березы,
Ненаглядный единственный сын
Маадай-Кара богатыря
Когюдей-Мерген, молодой богатырь,
Белый скот, наверно, погонит,
4650 Над народом будет властвовать
Отныне»,— так думая, сидела.
Увидев все это,
Хлопковогривый темно-сивый [конь]
В синего торбока превратился,
4655 Молодой богатырь Когюдей-Мерген
В Тастаракая в холщовой одежде
Превратился.
Синий торбок, спотыкаясь, спускается.
В холщовой одежде Тастаракай
4660 Звонкую протяжную песню поет,
Еще веселее на дудке играет,
Красивую песню звонко поет,
Большим пальцем на дудке играет.
К юрте вскормившего его отца
4665 Он подъехал.
Вскормивший его отец Маадай-Кара
Сразу узнал, кто едет,
Ласкавшая его мать Алтын-Тарга
Сразу поняла, кто поет.
4670 А Кара-Кула, услышав [песню],
Ругаясь, проклиная [певца], лежал,
«Жирное молоко у суки,
Хитрый ум у раба.
Во главе семидесяти тасов[269] стоящий глупый тас
4675 В эту землю откуда прибыл?
Когда я лежу больной, изнемогающий,
Добрый человек ко мне не едет,
Такой бродяга-негодяй
Откуда сюда прибыл?» —
4680 Так ругался и проклинал его.
Супруга его Кара -Таади
Ему говорила:
«Если из подземного мира
Шамана Тордоора с берестяным бубном
4685 Попытаться вызвать и заставить пошаманить,—
Что из этого получится?
Почему ты заболел, отчего ты мучаешься,
Может быть, расскажет»,— так оказала.
А в холщовой одежде Тастаракай,
4690 К дверям отца подъехав,
Слез с коня.
Своего коня — синего торбока
К голой кожемялке привязал.
В холщовой одежде Тастаракай
4695 Деревянную дверь открыл и вошел,
У отца о благополучии спросил, у матери о здоровье спросил,
В переднюю часть юрты пройдя,
Скрестив ноги, сел отдыхать.
Вскормивший его отец и ласкавшая его мать,
4700 Отвернувшись, заплакали,
Повернувшись к нему, улыбнулись.
«Непогибнувший, наверно, погибнет,
Неуходивший, наверно, уйдет»,—
Так про него подумали.
4705 Жирного конского мяса
В одно тепши положив, [перед ним] поставили,
С жирным бульоном суп
В золотую чашку налили.
Проголодавшийся, он пока не насытился,
4710 Уставший, он пока не отдохнул — так сидел и ел.
Знаменитый Кара-Кула
Утром отправил [посыльным в подземный мир]
Ездящего на крылатом черном коке
Богатыря Кускун-Кара.
4715 К вечеру из подземного мира
Прибыл с берестяным бубном шаман Тордоор.
Двери наглухо заперев,
Дымоход закрыв,
Все щели заткнув,
4720 С берестяным бубном шаман Тордоор,
Вызывая духов, стал шаманить.
Начал кружиться, вертеться...
В холщовой одежде Тастаракай,
Серой мышью обернувшись,
4725 [В отверстие] над дверью Кара-Кула каана
Проник,
Левое ухо налево склонив,
Правое ухо направо склонив,

268

Самра — в эпосе так чаще всего называют письмо; здесь: то же, что и сутра.

269

Тас — см. прим. 83.