И он зашагал прочь, еще раз обернувшись, чтобы помахать рукой, прежде чем скрыться за поворотом.
— Снова мы вдвоем, — сказал Данн. — Что ж, отлично. — И он обнял сестру за плечи.
— Ты — единственное, что всегда было со мной. Ну, чаще всего, во всяком случае.
— Страшновато мне, Маара.
— А мне так даже очень страшно, Данн.
— Страшнее, чем среди пауков и скорпионов?
— Так же. А тебе страшнее, чем?.. — Она вспомнила башню в Хелопсе, но не хотела напоминать брату о тех ужасных днях.
— Ты вспомнила о башне, из которой вытащила меня? Нет, Маара, так страшно мне уже никогда не будет. — Он обнял ее. — Страшно, как тогда в большой лодке, где нас сцапали солдаты Шабиса.
— А я тогда совсем не успела испугаться. Слишком занята была, спасала денежки старухи Хан. А ведь если б она не умерла, то смогла бы, чего доброго, заставить эти солнечные штуки работать.
— Может, она последняя была, кто умел с ними обращаться.
Они постояли так, обнявшись, унимая дрожь друг друга.
— Ладно, здесь-то никак не страшнее того, что было, — сказал наконец Данн, и они зашагали вдоль стены.
Дошли до громадных железных ворот, угнетающих, подавляющих подходившего к ним и именно на такой эффект рассчитанных. Проход за воротами оказался не менее безотрадным, чем тундра снаружи: серая засохшая грязь с кочками сероватой болотной травы. Миновав еще одни внушительные внутренние ворота, брат с сестрой попали в высокий парадный коридор, по которому дошли до больших двустворчатых дверей, расписанных сверху донизу. Остановились они в громадном зале, круглом, окруженном колоннами, с расписанным купольным перекрытием. Краски, конечно, поблекли, облупились, кое-где осыпалась штукатурка.
Подождали. Маара хлопнула в ладоши. Данн поднес руки рупором ко рту, крикнул:
— Эй, есть тут кто-нибудь?
Они сразу же услышали шаги и увидели двоих: мужчину и женщину. Женщина почти бежала, подпрыгивая и размахивая руками, при этом ее многочисленные белые и серые вуали развевались; мужчина же шагал степенно, сдержанно. На нем была какая-то форменная одежда. Мужчина молчал, а женщина все время вскрикивала:
— О, радость-то, наконец-то, дождались, вот чудесно… — и все в таком духе.
Она склонилась сначала перед Маарой.
— О, принцесса, как долго мы ждали тебя! — Затем повторила поклон перед Данном. — О, принц, наконец-то…
Мужчина отвесил два поясных поклона и прошамкал что-то вроде «Добро пожаловать». Затем женщина отступила на шаг, чтобы насладиться лицезрением царственных особ. То, что она увидела, ей не слишком понравилось, но на причитаниях ее не отразилось. Она обняла Маару.
— О, принцесса Шахана, о, о, о…
Маара стояла спокойно, не трепыхалась, сильно пахнущие парфюмерией теткины вуальки лезли ей прямо в нос, и сознавала, что вид у нее совсем не царственный, что она грязная… пожалуй, даже и вонючая. Значение объятий Маара, впрочем, сразу поняла: «Я тебя из рук не выпущу!». Обняв Данна, женщина назвала и его имя:
— О, принц Шахманд! — Выражение лица ее, однако, показывало, что она вовсе не ослеплена: грязь на телах и одежде гостей не ускользнула от ее внимательного взора.
— Извините, господа, мы, к сожалению, жили не как принц и принцесса, — промямлила Маара.
— О, да, ах-ах, мы знаем, знаем о выпавших на вашу долю невзгодах. Но теперь это все в прошлом.
— Фелисса, — прервал ее излияния мужчина. — Им нужно отдохнуть, подкрепиться.
— О, о, конечно, конечно, прошу прощения! — И она шустро упорхнула в глубины этого Центра или Дворца… или как он там назывался…
Мужчина степенно провозгласил:
— Я Феликс. Прошу простить жену мою. Она возлагает на вас определенные надежды. Не скрою, я тоже.
Он последовал за Фелиссой, величественным жестом пригласив Маару и Данна следовать за собой, и привел их в небольшую комнату, намного более уютную и опрятную, нежели громадный облупленный зал. Из окна комнаты открывался вид на многочисленные крыши поселения, заключенного в циркульную стену.
— Прошу садиться. — Они сели. Хозяин тоже сел. — Мать ваша была двоюродной сестрой моей матери. Отец ваш — двоюродный брат матери Фелиссы. А вы — последние в семье. В королевском доме. Полагаю, вы все это знаете?
— Ничего мы не знаем, — буркнул Данн. Сквозь его дерзкий тон проскользнули, впрочем, довольные нотки. Ему услышанное явно польстило.
— Что ж, Шахана… Шахманд…
Маара подняла руку.
— Я попросила бы называть меня Маарой. — Тут она перевела взгляд на Данна и смотрела на него серьезно, слегка наклонив вперед голову, пока брат не пробубнил послушно, но без особой охоты:
— А меня Данном.
— Маара и Данн… Что ж, внутри семьи… Но для официальных церемоний придется употреблять настоящие имена. Я надеюсь, что мы придем к взаимопониманию и что вы полностью согласитесь с нашими планами.
К ним снова впорхнула Фелисса.
— Сию минуту подадут на стол! — Она плюхнулась на подушку рядом с мужем, погладила его руку. — Ах, Феликс, я уж почти отчаялась дождаться этого дня.
— Они хотят, чтобы их называли Маара и Данн! — как будто сам себе не веря, произнес мужчина. Мааре его интонация не понравилась.
— Что ж, пусть так и будет, — вздохнула женщина после некоторого колебания.
Вошел старик с большим подносом, заполненным пищей. Никакими особенными причудами кулинарии их здесь не порадовали, в хороших гостиницах едали они и лучше.
Фелисса с ахами и вздохами разъяснила обстановку:
— Вам придется извинить наш стесненный образ жизни. Уверена, что в ближайшее же время все коренным образом изменится.
И она принялась ворковать, излагая то, что уже сказал Феликс, и они дивились поведению хозяйки, ее жестам, мимике, ее многословию. Она умудрилась тарахтеть, не умолкая, все время приема пищи, но рассказать при этом не более того, что коротко в нескольких сжатых фразах уже изложил ее муж.
Маара дивилась про себя еще и тому, как она приняла свое новое — старое, забытое — имя, настоящее имя, которое ей велели забыть и не вспоминать ни при каких обстоятельствах. Она всю жизнь свою ждала момента, когда услышит его и радостно воскликнет: «Да, да, это я, я, наконец-то!» Но вот… услышала. Шахана. Принцесса. Неуютно, как в чужой одежде. Не надо ей ни Шаханы, ни принцессы. Не для нее это, для кого-то другого. Она Маара.
Тем временем вечерело. Тот же самый старик слуга внес светильники.
— И помещения для вас уже готовы, готовы, — продолжала щебетать Фелисса. Потом, почему-то гораздо более сдержанно, добавила: — И ванна. Одежда, если вам понравится. — Она бросила недовольный взгляд на полосатое пустынное одеяние Маары, мужскую хламиду из Билмы, достаточно грязную и мятую.
— Может быть, можно выстирать мою одежду? — спросила Маара, и Фелисса тут же закивала:
— Конечно, конечно… Только у нас сейчас с прислугой туговато. Старик, которого вы уже видели, жена его на кухне управляется, да еще по хозяйству и в комнатах пара женщин.
— Да я и сама выстираю, — заявила Маара без колебаний. Фелисса тут же превратилась в вулкан жестов и возгласов:
— Ну что вы, принцесса! Ни в коем случае! Мы все устроим…
— Можно не называть меня принцессой, а Данна принцем без необходимости?
Тут Фелисса сникла:
— Ох-х… Надеюсь, это не значит, что вы не согласитесь… откажетесь…
Она закрыла лицо руками, и брат с сестрой увидели, что возраст ее уже весьма почтенный. Кожа на изящных кистях оказалась покрытой складками и морщинами. Волосы крашеные, на лице толстый слой косметики. Феликс тоже немолод. Импозантный господин, подтянутый, внушительный. Но Маара видела: все то же самое! Одно и то же! Хадроны, хенны, даже… Да, да, и ее семья, ее родные… Воспоминания детства… Власть, ее гнилое дыхание. Беспощадность, коварство, жестокость, прикрытые улыбками и изящными манерами. Могильный холод… А Шабис? Он тоже облечен властью, он тоже повелевает… Нет, нет! У него этого нет в натуре, он просто выполняет работу, а не следует слепой вере в свои непогрешимость и превосходство. Не так, как почти у всех остальных, не так, как у этих. Вон, вон отсюда, и как можно скорее!