«Если получилось у него, значит, получится и у тебя!» – зомбировала Элка собственного мужа после каждой вечеренки и верила, что когда-нибудь они точно так же смогут играючи разговаривать об инвестициях и дорогих винах, посещать гольфклуб, держать яхту и скучать по доброй матушке Европе. Любое упоминание Европы вызывало у Элки ностальгию по той родине, которой у неё никогда не было. Если Ритуля с мужем иммигрировали из Прибалтики, Молли была наполовину англичанкой, а Аманда прожила пять лет в Париже и подзабыла, что родилась она всё-таки в соседнем штате, то Элку, к её большому расстройству, ни происхождение, ни место рождения с Европой не связывали, от чего она горько страдала и компенсировала этот недостаток обожанием всего французского: акцента, шансона, косметики и кухни. Пиво и жарить сосики на ежемесячных вечеринках считалось дурным тоном – смаковали Сотерн («Это вам не какая-нибудь Калифорния!»), наслаждались дорогим кофе с crème fraîche, угощались Элкиными изысками кассуле и вишисуаз, добродушно журили американцев за приземленность, чрезмерную простоту в одежде и мышлении, а под конец вечера вздыхали и с философской грустью мирились со своим пребыванием в Америке: ничего, дескать, не поделаешь, так уж сложилась жизнь, но кто знает…
Самым любимым временем для встреч был май. В этом месяце вся компания устраивала свой собственный маленький Каннский фестиваль: через лужайку от дома до бассейна растилалась красная дорожка, французскую кухню готовили мужчины, а жены одевали платья с бесстрашным декольте и сразу все драгоценности, которые они нажили за долгие годы благополучной семейной жизни. В доме в каждой комнате Элка развешивала указатели с названиями каннских улиц: Boulevard de la Croisette, Avenue Maréchal, Rue d’Antibes…
Такие затеи с переодеванием очень разнообразили спокойную бездетную жизнь, а чтобы скоротать время до следующего Каннского фестиваля, Элкина по-европейски настроенная компания отступала от правил и отмечала американский Хеллоувин (в конце концов, этот праздник тоже пришёл из Европы!). В этом году октябрьская вечеринка обещала быть знаменательнее: Элкина компания должна была увеличиться на двух полноправных гостей, которые совсем недавно поклялись в американском суде, что будут одним целым на всю жизнь. Теперь Аманда и Молли могли не бояться за своих мужей, а Элка не испытывать ежемесячное неудобство перед школьной подругой: Неллочка с уверенностью вступала в светскую жизнь в качестве замужней, то есть, безопасной, женщины.
За неделю до праздника почтальон доставил на адрес Джимми конвертик, разрисованный зубастыми тыквами и подписанный Элкиной рукой. В письменном виде и по-английски Неллочкина школьная подруга приглашала мистера и миссис Ричардс на празднование Хеллоувина 31-го октября в доме мистера и миссис Зайдман. Далее гости извещались об условиях вечеринки: приглашенные должны приехать не позже шести вечера для демонстрации костюмов и голосования за лучший наряд, в семь вечера всем участникам будут предложены алкогольные напитки, а в восемь вечера – легкий ужин с тыквенным пирогом на десерт.
Это было первое Неллочкино письмо, которое она получила после свадьбы. Она смотрела на конверт и, перечитывая свой новый адрес, чувствовала, что мистическая фантасмогория уже началась до наступления Хеллоувина – в строчке адресата Неллочкина фамилия исчезла, а на её место, как нечистая сила, влезла некая миссис Ричардс да еще в паре с каким-то мистером с какой же фамилией.
Прочитав приглашение, Джимми тут же засуетился и стал торопливо вытряхивать из ящиков стола старые журналы, в которых, как он утверждал, ежегодно печаются идеи для костюмов на Хеллоувин. «Зачем наряжаться? – думала Неллочка, – просто придём как таинственные миссис и мистер Ричардс и нас никто не узнает».
Всю неделю до вечеринки Джимми провёл в приготовлениях. Каждый вечер он возвращался с работы, ужинал и садился за старые журналы в поисках идей для праздника. Просмотр новостей и совместное чтение газет пришлось на время отложить. Неллочка не переставала поражаться с какой ответственностью Джимми готовился к их первому выходу в свет на глаза придирчивой богемной компании. Больше всего, конечно, Джимми хотел поразить её, Неллочку, и поэтому по просьбе мужа Неллочка в течение недели обещала не заходить в маленькую угловую комнату и только слушала, как оттуда доносилось неистовое листанье журнальных страниц. За три дня до вечеринки листанье прекратилось и наступила тишина, которая изредка нарушалась звоном упавших на пол ножниц. Неллочка сидела в гостиной перед включенным телевизором, но почти не обращала внимания на новости и английский язык. Тихо улыбаясь, она старалсь представить себе, что там затеял её законный супруг. Неллочке ужасно хотелось, чтобы Джимми поскорее вышел из комнаты и сел рядом. Несколько вечеров без него было слишком долгим одиночеством для женщины при неполных трёх неделях замужества!