Неведомые обитатели расщелин – покорные слуги неизвестного происхождения. Ходили слухи, это – прежние боги, живущие остатками амброзии в призрачных телах. Поэтому месяц назад, в ясную лунную ночь, когда Олимп мелко сотрясался и разбежавшиеся с пира в зевсовых чертогах боги трусливо ждали, чем закончится ссора, когда вдруг всё стихло, и громоподобный раскатистый глас объявил об изгнании Геры к смертным до следующей полной луны, о запрете пить амброзию и нектар, все понимали: кара ужасна.
Неделю уныло молчал Олимп, забылись пиры. Взгляды, лица, шёпот – всё вопрошало: как великая Гера будет жить этот непомерный срок одна, среди смертных? Но ленивая беззаботность затекала в уста вместе с амброзией, волнения утихли, возобновились пиры. Тревоги забылись, пока не истёк назначенный день, и не стало ясно: Гера не вернулась.
Нахмурившись, Геракл присел; белоснежный сланец впился в колено. Внизу, кажется, всё же копошились слуги. Кое-кто верил: Гера стала одной из них. Другие поговаривали, она решила проучить мужа, заставить волноваться.
Геракл поднялся. Мощный толчок ногами, полёт, и хрустнул под его тяжестью сланец. Прыжок, невозможный для смертного. Разлом в пятнадцать локтей ширины остался позади Геракла, мышцы радовались напряжению, ему хотелось бежать. Геракл побежал, оскальзываясь, прыгая через разломы, пугая птиц, сбивая камни вниз.
Редкие смельчаки шёпотом передавали слух: Зевс убил Геру.
Где искать Геру? Две сотни островов, бесконечно запутанных и разнообразных, испещрённых скалами, расщелинами, укромными местами, Эгейское море… это если не говорить о землях других богов. За две недели Геракл облетел подвластный олимпийцам край, изрядно вымотался и еле добрался до дома через жестокую бурю. Керинейскую лань поймать было легче, чем отыскать Геру.
«Неужели Зевс её убил?» – в груди похолодело, Геракл рухнул на ложе. Он весь пропах солью, морем, от жёлтого хитона несло рыбой – под стать вышитым по подолу золотым рыбкам.
– Наполнить ванну?
Геракл открыл глаза: Геба замерла в дверях. Горели на тонких, сложенных у живота запястьях браслеты с вкраплениями хрусталя, белоснежный шлейф терялся на беломраморном полу веранды.
– Да, – Геракл закрыл глаза рукой.
«Почему Зевс выбрал меня? Да, боги настолько своеобразны, что укрываться надо от каждого в отдельности, но неужели на Олимпе нет никого другого, от чьего взора Гера не станет прятаться? И сколько времени придётся мотаться по земле?»
Амброзия… близость её вызвала прилив крови к щекам, сердце забилось чаще. Один день без амброзии – и кубок чувствуется за десять шагов. Девять. Скорей же! Восемь. Семь. Жажда. Шесть. Сердце сорвалось в галоп. Пять. Четыре. Сейчас! Три. Два. Не глядя, Геракл выпростал руку, пальцы сжались на витой ножке кубка. Нежный огонь полился в рот: сладость и терпкость, радость и жизнь. Сила вернулась в измождённое тело, взбодрился разум.
«Амброзия! Ну конечно, вот он ответ!»
– Столько дел обстряпывается на Олимпе ночью, – положа руку под голову, Геракл пил нектар и наблюдал за чеканившим кубок Гефестом.
– Что? – тот поднял смуглое, несколько рассеянное лицо, могучая рука замерла с занесённой кувалдой.
Наступила блаженная тишина, в красноватом, душном сумраке мастерской тихо кряхтел горн. Между лопаток Геракла щекотно струился пот, а Гефест весь был покрыт крупными каплями, смочившими курчавые кончики волос. Он пах потом и дымом. Буроватое от окалины золото, расплющенное в лепёшку на венчающей оливковый чурбак серой плитке известняка, выглядело жалко. Металл, ради которого столько убивали, сейчас казался не ценнее глины. И, как глина, он послушно следовал задумке Гефеста, превращаясь в произведение искусства.
– Ты что-то сказал? – В тёмных глазах Гефеста появилось смущение.
– Говорю: столько дел обстряпывается ночью на Олимпе.
Яркий румянец залил щёки Гефеста, утопая под густой бородой. Он не умел юлить, сразу потупился:
– О чём ты?
Плечистый, сильный Гефест разом сник, переминался с ноги на ногу. Даже жалко. Но если он носит Гере священные напитки…
– Да так, – в упор смотрел Геракл.
– Ты знаешь? – поднял печальный взор Гефест.