И вдруг мама приехала сама. Я даже не сразу поняла, что эта прекрасная дама, выходящая из кареты — моя мама. С ней была еще какая-то женщина, которая все время брезгливо морщила нос и называла маму «фрау баронин». Мама приехала не с пустыми руками, а привезла подарки: красивую шаль и серебряную брошку для бабушки и куклу для меня.
Дедушке она отдала очередной кошелек, а на теток даже не посмотрела. О чем они говорили, я сначала не слышала. В это время бабушка наскоро отмывала меня в каморке за кухней. Мои старые вещи она унесла и вернулась с нарядным платьем, которое раньше одевала по воскресеньям кузина Хельге. Я не представляла, что должно было случиться, чтобы тетя Агнесс без скандала отдала это платье. Впрочем, скандал все-таки случился.
Из доносящихся из парадной комнаты криков я поняла, что мама снова вышла замуж. И теперь приехала, чтобы забрать меня с собой. Насовсем. И что ей очень не понравилось, в каком виде она нашла меня по приезде. И что дедушка совсем не изменился, все такой же старый эгоист (так она сказала). А потом ее стало не слышно, зато вопили тетки. Но их уже никто не слушал. Мама взяла меня за руку, тепло простилась с бабушкой и мы погрузились в карету. Бабушка еще пыталась сунуть нам сверток с кружевами, но мама с грустной улыбкой покачала головой: «Оставь для девочек. ТАМ они ей нужны не будут». Так я и запомнила бабушку, стоящую у резных ворот и смотрящую вслед нашей карете. И тетку Ирмгард, бегущую следом, словно она не старая дева, а деревенский сорванец, и выкрикивающую какие-то проклятия. Мы отправились в загадочное «ТАМ».
Новым мужем мамы стал тот самый барон, родственник ее нанимательницы. Барон оказался добрым и солидным дядькой, к тому же, обеспеченным и с хорошими связями. Несколько лет тому назад он овдовел. Меня он принял хорошо, особенно воспитывать не пытался, считая, что воспитание девочек — женское дело. Но заботился о том, чтобы у нас было все необходимое и даже иногда находил время, чтобы отвечать на мои бесконечные «почему». У меня теперь были собственная комната, свои игрушки и даже свои няня Ельза и горничная Кати. Похоже, мама ему по-настоящему нравилась, раз он считал необходимым так баловать меня.
Однако, одно обстоятельство все же отравляло мое счастье. У барона была дочка, всего на два года старше меня. Лили выглядела настоящим ангелочком, и только я знала, что грозит тому, кто осмелится перейти ей дорогу.
Поначалу я обрадовалась, думала, что у меня появится настоящая сестричка, как у кузины Хельге, с которой они постоянно дружили против меня. И мы будем вместе играть и учиться, как обещала мне мама. Но оказалось, что Лили мне совсем не рада.
Со мной она играть отказалась, сказала, что не общается с чернью. А когда я сказала, что мои папа и дедушка были рыцарями, она только рассмеялась. У нее папа был бароном, и оба дедушки были баронами, и ее тетя была замужем за самим графом. Лично я ни одного графа в жизни не видела, а господин барон, когда я его спросила, рассмеялся и сказал, что ничего интересного в них нет. Люди как люди. Но Лили и ее няня постоянно повторяли это: «САМ граф», и я поневоле начала верить в то, что родственники Лили какие-то исключительные.
К тому же, все слуги очень любили маму Лили, поэтому нас с мамой встретили очень насторожено. Во-первых, они очень боялись, что новая жена барона будет обижать девочку. Как потом оказалось, они же баловали Лили изо всех сил, бросаясь выполнять любые, даже самые глупые ее пожелания, скрывая от господина барона ее шалости и, порой, даже напрямую нарушая его приказы (например, когда за проказы Лили лишали сладкого). Во-вторых, маме во всем было далеко до блистательной первой баронин. Так что одни жалели барона, считая что мама обманом завлекла его (я сама подслушала разговор кухарки со старшей горничной), другие клялись, что без приворотного зелья не обошлось… Были, впрочем, и такие, что считали, что их господин позарился на хорошенькое личико либо же просто пожалел бедняжку-вдову. Эти приняли нас неплохо, даже пытались помогать первое время.
В любом случае, я ошибалась, представляя себе новую жизнь. Мне казалось, что теперь мы с мамой всегда будем вдвоем, и наша жизнь будет похожа на сказку: больше не надо бесконечно прясть колючую шерсть, больше не надо спать в одной кровати с двумя кузинами, больше не надо слушать ругань теток… Можно все время играть, пусть даже и без Лили.
Оказалось же, что все только начинается. Играть мне стало некогда, потому что я не знала ничего, что положенно знать благонравной девице из хорошей семьи. Поэтому, с переездом в замок барона, мое детство (если оно было вообще), можно считать законченным, началась учеба. А так, как мама мало чему могла меня научить, потому что сама не знала всего этого, то учили меня приходящие учителя. А маму я видела совсем редко. Впрочем, сказать, что мне жилось плохо, я тоже не могу. Жилось мне сытно, интересно, а, в конце концов, мы с папой-бароном даже подружились. Мне кажется, ему нравились мой задор и любознательность, поэтому он охотно уделял мне время. Лили, конечно, ревновала, когда была в поместье. Но она все чаще проводила время у тети-графини («Совсем новая баронин девочку из дома выжила!» — ворчали старые няньки, что не делало нашу с мамой жизнь легче).
Госпожа графиня, словно фея-крестная из сказки, появлялась по первой же записке от племянницы, если только не была в столице. Сначала она пыталась командовать в поместье, и мама часто плакала. Но потом об этом узнал папа-барон. Не знаю, кто из слуг рассказал ему, мне казалось тогда, что все они слушались графиню безоговорочно и куда охотнее, чем маму. Но кто-то нашелся, и графиня перестала оспаривать решения хозяина дома. Тогда она стала вести себя по-другому, она просто приезжала в отсутствие барона и забирала Лили с собой погостить, что автоматически отменяло все заслуженные наказания, запланированные уроки и вообще все. Но никто не жаловался. Барон хмурился, но на открытый конфликт не шел, пока не оспаривались его права хозяина. Мама, мне кажется, вздыхала с облегчением, хотя и огорчалась для виду. А мне было все равно. Так мы и жили.
Однажды утром моя горничная Кати занесла мне письмо.
— Госпожа, Агата! Управляющий просил передать вам письмо.
Я очень удивилась, так как до сих пор никогда не получала писем, мне просто некому было писать. Письмо было подписано крупными аккуратными буквами, как будто адресанту писать приходилось не очень часто. Как ни странно, оно действительно было для меня. Только я понятия не имела, кто такая эта госпожа фон Хагендорн.
«Дорогая Агата, добрый день!
Я много раз писала твоей маме, но мы так и не получили ответа. Бабушка волнуется, не случилось ли с ней чего.
Бабушка уже год как живет у нас с Якобом (помнишь Якоба фон Хагендорна, второго сына господина Рихарда?). С тех пор, как умер дедушка и папа стал хозяином поместья, мама с бабушкой постоянно ругались. В итоге, я решила, что так будет лучше для всех. Бабушка присматривает за нашими девочками (наши дочери: Катарина и Агнесс), помогает насколько может.
Но ты сама понимаешь, что у нас — только дом в деревне господина Рихарда. Все остальное достанется старшему сыну. Однако, мы были бы благодарны, если бы ты могла нам немного помочь. Ты ведь всегда была бабушкиной любимицей.
Мы, конечно, не бедствуем. С позволения бабушки продали кружева, которые она хранила для твоего приданого. Денег хватило на овцу, и еще осталось. Это очень хорошая овца, ее шерсть тонкая, нити получаются намного тоньше, лучше продаются и стоят дороже. Ты ведь помнишь, сколько вечеров мы вместе провели, ругая колючую шерсть? Мы надеемся, что получится вырастить новое стадо. И мы также надеемся, что твоя матушка пребывает в добром здравии.