Хендрик, барон фон Роде
Вот уже который день баран мотался по поместью, как заведенный. Казалось, он задался целью переделать за эти дни все дела на несколько лет вперед. И, все же, даже работа не позволяла ему забыться совсем. Лили! Девочка, его маленькая глупая девочка! В какой момент он позволил вбить между ними клин? В какой момент он ошибся, позволяя другим делать свою работу родителя, надеясь, что женщины лучше знают, что нужно детям…? Как же он мог настолько ошибиться?! Ну уж нет, со своими малышами он такого в будущем ни за что не допустит! Если оно будет для них всех, будущее…
С того момента как Лили уехала с графиней, барон фон Роде получил две весточки из столицы. Первая — официальное письмо из королевской канцелярии, где черным по белому Было написано, что «… Баронесса фон Роде вызвала недовольство Ее Величества и задержана до выяснения…». Второе — короткое сообщение о том, что на время расследования дела Лили он отстраняется от всех дел, а ниже — приписка лично главы Службы: «Хендрик! Ты — дурак!». Эти три слова, надо отметить, несказанно порадовали барона. Понятно что раз уж Лили вляпалась в какую-то гадость, то его будут проверять сейчас по всем статьям. Но, раз уж сам Шеф взял на себя труд лично высказать свое мнение о его, Хендрика, умственных способностях, то не все еще потеряно. Потому что с чужаком шеф разговаривал бы совсем иначе. Именно поэтому барон и писал сегодня сообщения. Отстранен он или нет, есть вещи, которые необходимо сообщить.
Например, что в поместье графа фон Биркхольцу вместо одного уволенного мошенника, внезапно явились двое якобы управляющих. Один заявлял, что разговаривал о найме с самим графом, другой — что его наняла госпожа графиня. Причем, и барон потрудился проверить по дворянским альманахам, оба имени были явно вымышленными. Из того, что успел узнать барон, «управляющий графа» вел себя достаточно скромно. Поселился в гостинице, где был неизменно вежлив и ничего запредельного не требовал, отправил графу письмо с магопочтой и спокойно бродил по окрестностям, ожидая подтверждения своих полномочий.
«Управляющий графини», наоборот, сразу потребовал поселить его в поместье, искренне недоумевал, что слуги не получили распоряжения, которое (по его словам, само собой) госпожа графиня отправляла прямо при нем, искренне сокрушался беспорядком и рассказывал всем, кто готов был послушать, какой замечательный порядок он наведет в поместье… Но дворецкий с экономкой, старые графские слуги в Творец знает каком поколении, стояли насмерть, отказываясь принимать нового управляющего без личного или письменного распоряжения Его Сиятельства (или, на худой конец, Ее Сиятельства). По иронии судьбы, оба «управляющих» поселились в разных деревнях, поэтому не знали (или не подавали вида), что знают друг о друге.
Если Бы кто-то спросил лично барона, то он сам затруднился бы сказать, кто из управляющих внушает ему больше подозрений. С одной стороны, наглый и скандальный «управляющий графини» больше походил на какого-то мошенника, чем на ответственное лицо. С другой — такой задиристый и крикливый персонаж — идеальное прикрытие, чтобы отвлечь внимание от кого-то более серьезного, появившегося в окрестностях. На этом фоне «управляющий графа» смотрелся почти идеально, разве что чуть более уверенно, чем подобало бы младшему сыну безземельного рыцаря. Хотя, кто знает, возможно, мальчик рано выучил, что наглость — второе счастье.
Но если бы барону предстояло самому «прощупать» окрестности, то лучшей личины было бы не найти: тихий, спокойный, ненавязчивый постоялец, который никуда не лезет и только днями шляется по окрестностям. Хотя любой чужак здесь сразу становится поводом для сплетен, на такого довольно быстро перестают обращать внимание. Надо только обождать, пока стихнет первый интерес, а уж потом можно творить, что пожелаешь. Так что, на всякий случай, барон выслал в Службу максимально детальные характеристики обоих, приставил к каждой деревне по толковому мальчишке с наказом приглядывать за чужаками, но, памятуя приказ об отстранении, знакомство сводить пока не спешил.
За всеми этими хлопотами барон вчера так и не доехал до замка, пришлось заночевать в одной из деревень. Хорошо, хоть Анна не будет волноваться, он ей еще утром сказал, что приедет очень поздно, чтобы не ждала его и ложилась спать. А на рассвете, когда Хендрик тихонько крался по коридору в свою комнату, он, практически, нос к носу столкнулся с горничной, спешно выносящей из спальни хозяйки тазик.
— Что с моей женой? — Беспокойство и недосып дали о себе знать, бедная служанка дернулась от прозвучавшей в голосе угрозы и чуть не уронила тазик со всем содержимым.
— Госпоже баронин нездоровится, ваша Милость — сдавленна пискнула она.
— Давно ей нездоровится? — Барон сперва мысленно попытался вспомнить, что вчера собирались подать на обед, потом — кто мог выйти на него по делам службы…
— Вторую неделю. Госпожа просила вам не говорить, не хотела волновать, пока не убедится точно…. — Голос служанки звучал все тише и тише, постепенно сходя на шепот.
— Ясно. Иди. — Барон махнул рукой, отпуская служанку. А сам сел прямо на лестнице, схватившись за голову.
Вторую неделю Анне нездоровится. Она ведет себя, временами, необъяснимо, постоянно плачет, переживает по малейшему поводу… Он-то думал, она потрясена скандалом с Лили, или переживает за него… Перед глазами снова замелькала приписка от шефа: «Хендрик! Ты — дурак!».
— Эй! Кто там? Пошлите в городок за лекарем. Немедленно! — Отдал распоряжение барон, увидев пробегающего через коридор слугу. Он был зол на слуг, которые послушались баронин и не сообщили ему. Зол на Анну, которая выбрала не самое удачное время разводить секреты. Но больше всего Хендрик фон Роде был зол на себя. Это ж надо Было так сглупить, словно мальчишка! И теперь, из-за этой ошибки его любимая женщина подвергается опасности. Из-за его службы, из-за его дочери… а теперь еще и из-за него. Как же это все не вовремя!
Агата
Я услышала шум на лестнице и выглянула в коридор. Успела услышать только, как папа-барон посылает кого-то за лекарем. Пока я оделась и вышла, слуги уже разбежались выполнять поручения, а папа-барон так и остался сидеть на лестнице, держась за голову. О, Творец, он хоть не ранен?!
— Папа-барон! Папа! Ты как? Что-то случилось? — Он поднял на меня удивленный взгляд, словно только сейчас сообразил, где он и что происходит.
— А, Гота! Доброе утро! Все в порядке. Я надеюсь, что все в порядке.
— Но я слышала, как ты посылал за лекарем. Что-то случилось? Кому-то плохо?
— Да нет, просто твоей маме немного нездоровится, а она никому ничего не хочет говорить. Я решил, пусть лекарь посмотрит. Мало ли…
— А что с ней? — Теперь уже занервничала и я. — Она эти дни сама не своя, но вчера вечером мы вместе пили чай и, вроде, все было нормально.
— Вот придет лекарь, тогда и узнаем. — Папа-барон то ли просто ушел от ответа, то ли действительно так разволновался именно потому, что ничего не понятно. Но, действительно, только лекарь сможет сказать точно, в чем дело.
— Гота! Ты не могла бы позаботиться о хозяйстве, пока твоя мама немного не поправится?
— Да, папа, конечно. — Я кивнула головой.
Это что же получается, он совсем не заметил, что именно этим я и занимаюсь все последние дни? Я даже немного возгордилась: наверное, у меня весьма неплохо получается, раз папа-барон не заметил разницы. Но потом я вспомнила, что он в эти дни почти не бывал дома, так что он не заметил бы даже, если бы хозяйством начала заниматься малышка Лиззи. Представив нашу крошку в белом чепчике хозяйки я тихонько хихикнула. Папа-Барон снова дома, к маме вызвали лекаря… Теперь все будет хорошо. Просто должно быть хорошо. А там, глядишь, и Лили вернется.