— Барон, не перестарайтесь. — Эрик недовольно поморщился. Правоту барона он и сам отчасти понимал, но когда тебя носом тыкает твой же подчиненный, то это как-то неприятно. И не так важно, что этот подчиненный вполне годится тебе в отцы. — Прикрытие у меня хорошее. Лучшее из того, что можно было себе позволить в таких условиях.
— Хорошее? Прикрытие было хорошее? — Барон неожиданно рассмеялся. — Ваше высочество, не хочу вас огорчать, но это, с позволения сказать, «хорошее прикрытие» шестнадцатилетняя девочка раскрыла за пять минут разговора. вы вообще представляете себе, что ваше лицо на парадном семейном портрете можно встретить в каждом более-менее зажиточном поместье страны?!
— Барон! — Вспомнив один такой портрет, висящий на лучшем месте в гостинице, где он остановился, Эрик настолько развеселился, что даже обида прошла. — вы вообще представляете, сколько стоит заказать хорошую копию с картины? А вы представляете, сколько в королевстве настоящих мастеров-художников и сколько они берут за работу? После того, как какой-нибудь местный самоучка снимет копию с третьей-пятой копии этого парадного портрета, я сам не ручаюсь, что смогу опознать там хоть кого-нибудь, кроме отца. И то, только по наличию короны. Как ваша девочка узнала, что я — принц?
— А она не знает. — Барон тоже немного поостыл. — Простите, Ваше высочество, но как принц вы ей не особенно интересны. В отличие от моей старшей дочери, Агата — на редкость здравомыслящий ребенок, совершенно не склонный к пустым мечтам.
— Но вы же говорили, что она меня раскрыла?
— Так и раскрыла. Поговорив с вами пять минут, она мне уже через пару часов доложила о том, что вы ей врали, причем, четко определив, где. Доложила, кто из слуг и куда вас подвозил. Доложила о нестыковке в вашей легенде и подробно описала внешность. вам этого мало?
— Постойте, барон. — Принц недоуменно прервал собеседника. — Как она меня описала? Она просто не могла меня запомнить. Как вы вообще за общими фразами узнали, что я — это я.
— Ва-аше высочество! — Хендрик фон Роде только покачал головой. — За какими общими фразами? Я получил от дочери ваше описание с точностью до стоимости ткани, использованной для пошива рубашки, и выражения глаз. Как вы думаете, тот, кто вас многажды видел или детально изучал, сможет не узнать вас по такому описанию? А заподозрил я немного раньше, когда получал описания от своих людей (они, кстати, действительно были довольно общими), вы еще и действовали по стандартной схеме рядового агента. Нашего рядового агента. вам вообще не стыдно? Что скажет Старый Лис, когда узнает, что один из его лучших учеников позволил себе такое разгильдяйство?!
— И вы, конечно, ему все доложите? — Снова обиделся Эрик.
— Я? вы, Ваше высочество! вы сами ему все доложите в подробностях. Как вы, я и любой из наших людей делает после каждой проваленной операции. А эту операцию по незаметной слежке за мной вы, уж извините, провалили вчистую.
— Ну, вообще-то, провалил. — Покаянно признался Эрик. — Теперь мне можно нормального вина, или это вы таким образом мстите?
— Да при чем тут месть? И за что, кстати? Не за то же, в конце концов, что я за своей дочкой сам не уследил. вы себя в зеркало давно видели, Ваше высочество? Нормального вина, извините, не держу, а хорошее подадут за обедом. И я боюсь, что вы просто заснете после лишнего глотка. вы когда последний раз спали нормально?
— Что значит нормально? Должен сказать, у вас в городке прекрасная гостиница. Так что спал я там последние четыре ночи вполне уютно. Жаль только, что мало.
Барон только вздохнул. Потом, немного подумав, все же решился сказать.
— Ваше высочество, послушайте старого служаку. Служба службой, но отдыхать надо хоть иногда. Иначе недолго глупостей наворотить. Не берите пример с меня: увлекся работой — не уберег жену, занялся семьей — упустил графиню, попытался успеть там и тут — проглядел дочку… И сейчас-вот… — Барон махнул рукой. Потом, словно опомнившись, стер с лица горькое выражение и продолжил уже нормальным тоном. — вам еще и потому нельзя было лезть самому в эту кашу, что вы же нас — всех местных агентов, знаете.
Я за двадцать с лишним лет службы и то, о многих только догадывался, с кем мне в охотничьем замке встретиться пришлось. А вы — вы знаете нас всех, наши слабые и сильные стороны, наши места сбора, наши легенды прикрытия… вы хоть представляете, что будет с нами со всеми, если вас возьмут? Это я говорю только о службе. А каково будет вашим родителям, вы себе вряд ли можете представить. Тут знаешь, что эта мелкая паршивка сама виновата, а все равно, душа болит. А как будет жить потом ваша матушка, если вас однажды найдут, выпотрошенным после допросов?
— Так же, как матери и жены тех агентов, которых я, именем Короны, ежедневно посылаю на задания. — Несмотря на внешнюю суровость, голос принца все же немного дрогнул.
Что ни говори, перспектива, нарисованная бароном, ему совсем не нравилась.
— А за свою мелкую паршивку не волнуйтесь, все с ней будет в порядке. Эрик понял, что ему не придется искать подходящий момент для разговора с бароном о Лили. Момент нашелся сам. — С вашей дочкой уже все в порядке. Так, по-мелочам: перепугалась, огорчилась и чувствует себя полной, простите, дурой. Но, согласитесь, в сравнении с первоначальным обвинением… За девичью глупость у нас головы не рубят.
Барон благодарно кивнул и налил себе еще сока, но пить не стал, просто сидел и задумчиво разглядывал его на свет.
— Меня Кароль предупреждал, что у графини какие-то странные артефакты, но я не придал значения. Она так часто крутилась тут у нас в доме, что я к ее магии притерпелся, стал воспринимать как часть фона. Зачем она так с Лили? Мне ведь казалось, что она действительно искренне о ней заботилась. Да, по-своему, да, баловала невозможно, забивала ей голову честолюбивыми мечтами…. Но и жалела, и учила, и утешала… А потом вот так, бросить девочку, фактически, на плаху. И не чужую какую-нибудь, а родную племянницу. Неужели она все это планировала заранее?
— Не знаю, барон. — Честно признался Эрик. — У меня с этой историей возникает чувство, что двойное дно есть везде. Даже в самых несущественных мелочах. Что вам уже сообщили?
— Да почти ничего. Я же под проверкой еще, если помните.
— Уже нет, — Отмахнулся Эрик. — В общем, слушайте…
Барон слушал. Кое-что из услышанного он знал, кое-что — сам же и разнюхал, кое-что было для него открытием. Самое интересное получалось, если сложить эти отдельные факты в одну корзину. Только тогда из двух, даже трех отдельных случаев вырисовывалась цельная картина. И эта картина получалась намного интереснее той, что представлялась барону по результатам дела о фальшивых монетах.
— Так вы говорите, — Барон, верный привычке, сосредоточенно расчерчивал лист бумаги своими загадочными знаками, — Что графиня дала моей дочери зачарованную булавку, которая была запитана на артефакт- накопитель?
Эрик только кивнул. Все эти факты он уже не единожды прокрутил в голове так и эдак, но покорно повторял вместе с бароном в надежде найти пропущенный кусочек головоломки.
— В случае, если бы спрятанное заклинание сработало, насколько легко было бы можно определить связь булавки с этим колье и его владелицей?
— Маргитсены и фон дер Шпее в один голос утверждают что легко. По крайней мере, в течение одних-двух суток по следу силы можно было бы пройти, как по вашей парадной аллее.
— Графиня самоубийца? — Удивленно приподнял бровь фон Роде. — Подозреваю, конечно, что она за что-то недолюбливала Ее Величество, но откровенной ненависти никогда не высказывала. Скорее, недовольство или легкую обиду, как о давней и более удачливой сопернице.
— вы думаете, отец… — Эрик не договорил, оставив невероятное предположение висеть в воздухе.
— Не думаю. — Решительно отмел эту версию барон. — За все годы правления Его Величества я не помню ни одной сплетни о нем и придворных дамах. А ведь за столько лет хоть что-то, но должно было просочиться за стены дворца. Скорее, речь идет о другом соперничестве. Графиня честолюбива до крайности, и, не удивлюсь, если где-то ваша матушка это честолюбие уязвила.